Около покосившейся чугунной ограды лениво бросала блики в утреннюю зимнюю серость полицейская мигалка.

Красный-синий, красный-синий, красный-синий…

Огоньки выглядели столь же невыспавшимися и усталыми, как и сотрудники убойного отдела, смолящие сигареты в некотором отдалении от ворот. Их было двое. И пожилой мужичок, штатский, со следами неправедно-алкоголического образа жизни на лице, в грязноватенькой одёжке, с прорехами кое-где.

— Дык вот чего я и говорю. Шёл я себе… это… ну, купить надо было. Ну, в магазин, туда, — маргинальный мужичок махнул рукой в сторону тропинки через лес. — К остановке, значить. Там магазин, а трубы горят, мужики, скорее надо было. А там, на дороге если идти, тама участковый наш, су… Ой, простите, коллега же он ваш… Короче, ругается сильно гражданин начальник, если я, значить, поутру за бутылочкой-то… Я и пошёл через лес.

Рассказ свидетеля звучал сбивчиво и неуверенно. Сразу становилось ясно, что бомжеватого вида мужичок шёл вовсе не в магазин — судя по его виду, и денег-то на самую дешёвую бутылку у него не было. Однако сотрудники его пока не перебивали, слушали внимательно, кивали и вопросы придерживали, ожидая завершения истории.

— Ну и в общем, это, того… Иду мимо этого забора, значить… — мужичок в сторону упоминаемого им забора старался не смотреть. — А тама это вот, значить… — чем ближе рассказ подходил к сути, тем больше слов-паразитов проскакивало в его речи. — Кровищща, значить. Я не подходил, нет! Я правила же знаю, нельзя место преступления, значить, топтать… Так видно же, что кровищща! Что я крови не видал, что ли? Я в Афгане, знаете… — горячился мужичок. — Так и прямо вокруг арматурины. Ясно же, кого-то на нее насадили. Да что ж вы молчите-то, ироды?! — не выдержал он наконец тяжёлого молчания слушавших его оперов.

— Нет состава преступления, — старший из полицейских сплюнул себе под ноги и сделал ещё одну затяжку. Слишком нервную для человека, считающего, что ничего страшного не произошло. В сторону чугунной ограды он тоже старался не смотреть.

— Дык гляньте, крови-то сколько, и следы… — мужичок, от впечатлений сегодняшнего утра и от возмущения пренебрежением со стороны властей забывший даже о вожделенном опохмеле, по-простому ткнул пальцем туда, куда следовало «глянуть».

Там, в нескольких шагах от ограды, с той стороны, действительно торчал из снега корявый металлический прут, выпачканный в чем-то неопределённого с такого расстояния цвета. Зато вокруг явственно «кровищща» расплескалась, в этом и у оперов сомнений не было. Очень яркая на фоне белого снега лужа свернувшейся крови. И сугроб взрыт так, будто дрались там или лежали или ещё что делали.

— Собачьи следы, дядь. Тела нет, и признаков того, что его отсюда убрали, тоже. Не собака же там кого-то на арматурину насадила? Как думаешь? — опер по-прежнему не смотрел в сторону багрового пятна. Насмотрелся уже, даже на его работе не каждый день такое увидишь.

— Юр, верни замок на место. Написано же — «Закрытая территория». А ты, дядь, домой иди. Бухать вредно.

Не слушая более возражения мужичка, опер направился к машине, припаркованной около высокого билборда (видимо, чтоб никто не пропустил) с надписью «Закрытая территория. Проход и въезд запрещён», выполненной какими-то чудными витиеватыми буквами.