— Это ваш воображаемый враг?

— Что? Ах, да называйте как хотите, черт. Воображаемый, пусть будет так.

— Попрошу не выражаться, если вас не затруднит.

— Извините, — промямлила Юля, опустив голову.

По залу пробежал едва заметный гомон перешептывающихся людей. Выкрашенные светло-голубым цветом стены рассеивали звуки, среди которых, если хорошо прислушаться, можно было выхватить обрывки некоторых слов, таких как «шизофрения», «помешалась», «травма головы», «выдумка» и «самоубийство». Множества других слов она не слышала — они сливались с прочими голосами.

— Прошу тишины, уважаемые, — прогремел по залу холодный голос одного из мужчин за столом спереди. Не того же, что прежде задавал вопросы. Кто-то другой. Но продолжить решил именно он.

— С вашего позволения, — обратился он к коллегии, а следом и к Юле: — А сейчас вы свободны?

— Ну это как посмотреть, знаете ли, уважаемые, — проговорила она сквозь зубы с явственной иронией в голосе. Она бы еще указала руками на свое скованное положение, но увы, не может ими пошевелить, потому лишь поерзала на скамейке, движениями напомнив ползущую гусеницу.

— Мы понимаем, что вы имеете в виду, но также знаем, что и вы понимаете суть вопроса, не так ли?

Юля что-то фыркнула и попыталась отвернуться, не став отвечать на прямо поставленный вопрос.

— Послушайте, пожалуйста, мы не сможем помочь вам, если вы не хотите помочь нам разобраться во всем, что с вами происходит.

— А что со мной происходит? Разве со мной что-то происходит?

— Поступим иначе. Татьяна, будьте так добры рассказать нам, что произошло тем вечером, двадцать первого сентября прошлого года.

— Эм… Да. Юля позвонила мне…

— Простите, представьтесь, пожалуйста, для записи.

— Савонина Татьяна. В общем, она позвонила мне в… четверг это был, если не ошибаюсь. Я на следующий день еще должна была открывать магазин, но полиция меня попросила остаться и переговорить с ними по поводу Юли.

— Расскажите, что было в четверг.

— Когда я приехала к ней на стадион — это место она указала сама, — я нашла ее чрезвычайно подавленной и разбитой. Она была чем-то то ли напугана, то ли взволнована. Потом она попросила меня отвезти ее к развалинам бывшей лечебницы за Вирнаково.

— Так, и вы согласились? — спросил доктор.

— Не сразу, но она просила так, будто бы это вопрос жизни и смерти. Мне и самой стало интересно, зачем все это нужно. Ну и… согласилась.