В столовой первого класса гудели оживленные разговоры, когда Вива вошла туда вечером. Помещение было помпезное, с росписью стен, зеркалами и массивными люстрами. Девушке, питавшейся до этого консервированными сардинами и вареными бобами, разогретыми на примусе, который она прятала под кроватью, все это казалось прекрасным сном. Ей с трудом верилось, что она может сидеть среди такой роскоши и глядеть на официантов, снующих между столиков с серебряными подносами, на буфеты, полные экзотических фруктов и хороших вин, а иногда на бурлящий мир кухни, ненадолго открывающийся за дверями-вертушками.

Окинув взглядом салон, она с досадой увидела, что в углу ее ждал Гай Гловер, бледный и, как всегда, недовольный. Когда она подошла к столику, он поднял на нее глаза и вяло пошевелил рукой.

Стало гораздо жарче – 102 градуса[14], по словам одного из пассажиров, полковника Прайса, который в то утро замучил Виву рассказом о своем карманном термометре и его достоинствах. Пассажиры переоделись в летние наряды – легкие платья, смокинги. Но Гай по-прежнему носил длинное черное пальто и выделялся среди всех словно гробовщик на свадебной церемонии.

Три официанта вскочили, когда она села за столик, Гай даже не привстал.

Она отметила, что он скверно выбрит – на подбородке остался кустистый пушок, рядом был виден порез, залепленный клочком ваты.

Официант вручил ей меню. За соседним столиком раздался взрыв смеха. «Молодежь», как пожилые пассажиры именовали всех, кто был моложе тридцати, пробовали друг у друга кушанья. Роза и Тори сидели с двумя женщинами, имена которых она не знала, и молодым чиновником по имени Найджел. Роза засмеялась, и светлая прядь упала ей на лицо. Молодой морской офицер наливал вино в бокал Тори. Та кокетливо хлопала ресницами. Недавно она призналась Виве, что ей хочется любви.

– Извините за опоздание, – сказала Вива.

– Я и не заметил, – буркнул Гай. Он невольно встретился с ней взглядом и тут же отвел глаза.

– Вы уже заказали себе что-нибудь?

– Еще нет.

С тяжелым чувством долга она взяла в руки меню.

– Так что вы хотите?

– О господи, если бы я знал.

– Sole Véronique из дуврской камбалы – блюдо дня. Полагаю, очень вкусное. – На самом деле она понятия не имела, но надо же было что-то сказать. – Еще стейк Россини. Лобстер термидор. – Блюда на «Императрице» были потрясающие; кто-то сказал, что это как-то зависит от того, что кухонные плиты топили дровами. – Как хорошо, – добавила она, – что сегодня в меню есть Pommes Dauphinoise («Картофель Дофинуа»[15]).

– Вообще-то, я тоже умею читать. – К его лимитированному инструментарию общения добавился нервный сарказм.

– Извините, – сказала она.

Поначалу она честно пыталась с ним общаться: спрашивала, рад ли он, что едет домой. – «Не очень». – Какими видами спорта он занимался в школе. – «Никакими». – И сейчас она могла бы восхититься росписью стен, красивыми светильниками, спросить, какую песню наигрывал пианист, но ее терпение было уже на пределе.

– Воды?

– Да, пожалуйста. И, – он посмотрел на нее с едва скрытой наглостью, – бутылку Pouilly-Fuissé[16]. Официант!

В первый вечер она обидела его, спросив, позволяют ли ему родители пить вино, и он не простил ей этого. «Неужели вы не понимаете, что мне уже восемнадцать лет, а не восемь? – заявил он. (Миссис Баннистер говорила, что ему шестнадцать, да он уж точно и не выглядел старше, но Вива не стала спорить.) – Не понимаю, почему мои родители решили, что мне нужен сопровождающий».