Я стянула шлем, расстегнула воротник комбинезона. В комнате было темно — так и не раздёрнула с утра шторы…
Встав и сладко потянувшись, я крикнула:
— Мама! Папа! Я дома!
Сквозь дверь донеслось что-то неразборчивое, заглушённое музыкой. С этими родителями беда! Как врубят свою «Машину времени» или других старичков — не дозовешься!
— Не слышу! — крикнула я снова.
Макаревич, сокрушающийся о невозможности изменить мир, притих.
— Дочка, ужинать будешь? Тебе накладывать? — подойдя к двери, спросила мама.
— Иду, — выскальзывая из комбинезона, сказала я. — Сейчас.
Ёжась под холодным душем — ничего нет лучше, чтобы опомниться от
Нет, не сходится что-то.
Я выскочила из душа, промокнула с тела воду, швырнула полотенце прямо в бак стиралки. Влезла в старые, дырявые на коленках джинсы, надела старую рубашку — когда-то её таскала мама, но она мне жутко нравилась.
— Карина!
— Иду, — отпирая дверь, пробормотала я. — Ну сказала же, сейчас…
Папа уже был дома. Сидел за столом, косясь одним глазом в телевизор. И не преминул спросить:
— Любимый город?
— Может спать спокойно. — Я плюхнулась на свою законную табуретку. — Папа, вот представь, что ты сидишь в тюрьме…
— Не хочу, — немедленно ответил папа.
— А ты попробуй. Тебя посадили на полгода, ну, за взлом сервака и кражу файла…
— Карина! — Папа многозначительно постучал вилкой по тарелке.
— За неправомерный доступ к охраняемой законом компьютерной информации, каковое деяние повлекло за собой копирование информации… — досадливо сказала я.