— Мы… мы не можем быть вместе. Ты такая хорошая девушка, а я…

Сказав, что уже давно наболело на душе, я с силой оторвал Матильду Шлиппенхофф от своей груди, толкая девушку по направлению к ожидающим её бандитам. Их сальные рожи гримасничали в предвкушении, а потные жилистые лапы рефлекторно сжимались, наверняка мечтая ощутить нежную упругость юных девичьих форм…

Гм, хорошо бы, если б оно так и было.

На самом деле блондинистая жрица рванула от меня сама со всех ног, тут же прячась за парочку мордоворотов, вызвавшихся её отвести к телепортационному кругу. Зайдя к ним за спины, она, осторожно оттуда выглядывая, схватила обоих парней за их широкие пояса-харамаки, а затем поволокла спинами вперед, продолжая удерживать между мной и собой. Губа Матильды была закушена, глаза — дикими, а общее состояние очень далеким… от адекватности.

Вот такое вот расставание. Наверное, не стоило говорить человеку, у которого давняя фобия на достижение «извращенца» о том, что это достижение у тебя есть, причем немыслимо высокого по меркам мира Фиол уровня. Хотя, с другой стороны…

Нам всё равно пришлось бы здесь расстаться. Матильду не разыскивают, нарушений у зеленоглазой эксбиционистки никаких, а значит и скрываться ей нет никакого смысла. С нами же жрица Аллеаллы была бы в серьезной опасности. Ну, и не стоит забывать о том, что у меня уже есть женщина, генерирующая проблемы где угодно и как угодно! Но всё равно… жалко. Я к ней даже привык.

За моей спиной раздались глухие отчаянные рыдания. Плакал стоящий на коленях старичок по имени Рюдомару Тора. Этот сухонький и сморщенный садист, совсем недавно доставивший мне массу боли, смотрел полными ужаса, слез и страха глазами на мою спину, сотрясаясь в рыданиях. Рядом с ним стояла довольная как две тысячи слонов Саяка, машущая уходящей… точнее убегающей вдаль Матильде чем-то кружевным, белым и очень небольшим.

— Кто-нибудь, убейте меня! — жалобно всхлипывал Рюдомару, — То, что я создал — не должно существовать!!

— Ты превзошел себя. И своих отца с дедом тоже, Тора-сан… — удрученно мотая головой прокряхтел оябун Тсучиноко, — …но видят светлые боги, лучше бы ты этого не делал.

Старичок глухо взвыл и начал колотиться лбом о дорожную пыль. Нельзя сказать, что я не понимал его глубокое личное горе, но вот сочувствовать этим искренним и печальным эмоциям не получалось никак. В этой трагедии я был жертвой!!

Приём в гокудо, оно же «якудза» знаменовался несколькими ритуалами. Первым из них шла церемония «сакадзуки» во время которой мы хлебали с стариком Одаем сакэ в мизерных дозах, чем признавали его оябуном со всеми оябунскими вытекающими. Этот момент был нами с Тсучиноко оговорен заранее и вопросов особо не вызывал — он нас принимает в банду, мы сопровождаем босса деревенской мафии и его внука до нужного им города, после чего свободны, как сопля в полёте с условием «не уронить чести группировки». Так как мне на ум вообще не приходило никакого способа уронить честь группы деревенских бандюганов, сделка казалась крайне выгодной.

Такой она и была на самом деле. Жизнь штука очень извилистая, сложная, постоянно толкает меня на кривую дорожку, а значит — необходима маскировка, которая позволит эту самую дорожку покинуть без погони с мигалками за спиной. Всего лишь стоит проявлять выдержку, здравый смысл, да следить, что у твоего алиби был здоровый вид. Все как в Саратове, без всяких этих пошлых ваших системных сообщений, сообщающий всем и каждому, что вот этот Карл у Клары что-то там спёр. Мало ли, вдруг мне штаны с пугала понадобятся?!

В общем, если с этим вопросов не было, то со следующим ритуалом «ирезуми» они… были. Не то, чтобы я был против татуировок, но мнение на их счет имел твердое и однозначное — символы, слова и образы, которыми разукрасят твою кожу, должны нести смысл! Не в том духе, что «заварная лапша» иероглифами, а смысл вообще. Принадлежность к войсковой части, к примеру, или к банде байкеров, да даже тюремные расплывающиеся наколки и то что-то да значили, неся определенную информацию и индивидуальность. Искренне презирал я только татуировки для «красоты» и «самовыражения».

Ну, так было ровно до того момента, как я первый раз не услышал рыдания мастера иглы и красок по имени Рюдомару Тора.