— Сей момент.
Один из них вернулся минуты через две и сообщил, что послал за ажанами мальчишку, крутившегося неподалеку и что он и его товарищ готовы быть свидетелями нападения на соотечественников.
— А вы не могли бы забрать у нас вот эти бумаги и передать их нам на выставке?
— Разумеется, давайте.
Мы обменялись адресами, парный полицейский патруль явился минут через пять, когда двое из пинкертоновцев малость очухались. Еще через полчаса мы все оказались в ближайшем участке, где шайку американцев заперли в обезьянник, а нас засадили писать показания.
— Василий Петрович, а ты-то как там оказался?
— Да прилипла эта девица как банный лист, а тебя все нет и нет. Я и вышел, у служителя спросил не видал ли тебя, он указал сторону, куда ты пошел. Я туда, как раз увидел как тебя в щель дернули, ну и побежал, в самый раз успел. А удар с детства ставленный, родня из кубанских пластунов учила, — Собко довольно ухмыльнулся.
Вот уж свезло так свезло — и появился вовремя, и драться умеет, а ну как нет? Лежал бы я сейчас с отбитой печенью в этой щели… Надо что-то думать насчет безопасности, так ведь прибьют ни за что ни про что, и привет светлому будущему.
И неужто это в самом деле Эдисон? Вроде известный изобретатель, а тут на тебе, откровенное гопничество. Впрочем, партнеров он дурить не брезговал, да и вся американская нация выросла из отщепенцев, от которых отказалась Европа. А вот пинкертоновцы… вот если припрет, как теперь ехать в Штаты? Ладно, теперь хоть знаю, кого надо остерегаться.
Полиция тем временем вызвала целого князя Тенишева, комиссара русского отдела выставки и, по нашей просьбе, Жан-Мари Паскаля — засвидетельствовать наши личности. Жан вышел от супрефекта довольный и рассказал, что расклад в нашу пользу — у налетчиков нет никаких документов, зато по карманам найдены два кожаных кистеня-слеппера, не считая подобранных в проулке дубинок.
Вся возня закончилась заполночь, и мы веселой компанией двинулись на извозчике домой, хихикая над результатами похода в «артистическое кафе» — ни тебе рисунков Ван-Гога или Руссо (не говоря уж о Пикассо и Модильяни) в обмен на ужин, ни роковых красоток, ни даже досмотренной до конца программы кабаре. Мы так развеселились, что начали петь песни, отчего постовой полицейский остановил фиакр и потребовал замолчать, угрожая иначе отправить нас в участок.
— Так мы как раз оттуда! — под общий хохот ответил Жан-Мари.
Так и доправились до авеню де Малахофф, смеясь шуткам Паскаля о том, что русские возвращаются победителями на улицу, названную в честь взятия французами севастопольского Малахова кургана.
А на подносе в прихожей меня ждала пересланная из Москвы телеграмма в два слова — «Бабушка приехала».
Глава 20
Это был лучший в маленькой жизни Митяя год.
После несытого деревенского прошлого, особенно тяжелого после смерти матери, работа и кормежка на стройке показались за счастье, а уж когда господин инженер определил в училище и снял Митяю комнатку с пансионом у вдовой чиновницы Аглаи Тихоновны, наступила прямо-таки сказка.
Больше всего в этой новой жизни Митька полюбил даже не гостинчики от квартирной хозяйки, относившейся к нему, как к внуку, а бывать у инженера Скамова — то каких интересных людей встретит, то Михал Дмитрич вдруг начнет рассказывать, какие в будущем будут города с домищами в сотню этажей, с самобеглыми повозками и подземными поездами, с широченными улицами и парками, то книжек даст почитать. То даст покрутить свой велосипед или покажет, как разбирать и собирать настоящий револьвер…
Эх, да что там говорить, за такую жизнь надо руками и ногами держаться, отчего Митяй вгрызался в науки и нагонял упущенное. Учиться нравилось, хотя иногда голова прямо-таки раскалывалась от свалившихся на нее знаний, порой не помогали объяснения ни одноклассников, ни учителей и тогда опять приходилось бежать на Никитские ворота к Михал Дмитричу. Сколько тот знал — вообще уму непостижимо и что важнее, умел он это знание так ловко и просто объяснить, что все сразу становилось понятно. А когда Митька закончил год на «хорошо» и «отлично» по всем предметам, кроме языков, очень хвалил и даже подарил настоящую немецкую готовальню, какой в училище ни у кого не было.
— Ты давай, брат, налегай на языки, без них образованному человеку никак нельзя, слишком много хороших книг по технике пока только на немецком да французском… — наставлял он Митьку, разглядывая табель. — Вон я, до сих пор языки учу, и ты не отставай. У тебя же в классе мальчики из немецких семей есть? Вот и говори с ними только на немецком для начала.