Во вторых, косность крестьянина и вытекающая из этого отсталая агротехника, о которой вы, безусловно, знаете. Несмотря на развитие агрономической науки, крестьянин возделывает землю точно так же, как и сто, и двести лет назад. Достаточно сравнить соседние хозяйства в русских деревнях и немецких колониях, чтобы увидеть, что выход продукта с надела можно поднять в разы.

В третьих, малоземельность и слабосилие хозяйств, а как известно, крупное предприятие всегда выгоднее мелкого, хотя бы за счет снижения издержек, — слушали меня внимательно, хотя кое-кто и хмыкал скептически, а кто-то напротив бил себя кулаком по коленке, приговаривая «Верно!»

— Можно ли увеличить крестьянские наделы? Нет, но можно их объединить и обрабатывать сообща. Можно ли внедрить новые приемы? Да, но для этого крестьянина придется буквально заставить. Можно ли отменить выкупные платежи? Нет, но из них можно сделать стимул, который приведет мужика к новому земледелию.

— Никто этим заниматься не будет! Чиновникам хватает возни с получением выкупных, они ни за что не возьмутся за внедрение новых приемов!

— Правильно, поэтому надо не ждать милостей от государства, а заняться этим самим. Например, внести оставшуюся сумму выкупа и получить от государства уступку прав на платежи с общины, — собрание загудело.

— Все равно, объединить землю не выйдет — не захотят. Да и работать по новому тоже.

Я улыбнулся.

— Ну что же, не можешь — научим, не хочешь — заставим. Смотрите. Мы предлагаем такой общине объединиться в артель по обработке земли, но при строгом условии делать все по науке. Кто вступит в артель — освобождается от выкупных, кто не желает — может прозябать дальше.

— Это прямо иезуитство какое! — решительно возразил плотный кучерявый парень, стоявший возле окна.

— Отчасти. Только прошу заметить, что никто, кроме меня, ничем не рискует, вся выгода остается у крестьян. Полагаю, уже в первый год можно будет добиться увеличения результатов, а за пару лет — убедить всех вокруг, заработать достаточно денег на выкуп прав следующей общины и так далее.

Спорили мы долго, до самого вечера, пять участников отказались наотрез — двое были детьми кулаков, еще двое — помещиков и один собирался заниматься чистой наукой, но в итоге у нас осталась дюжина студентов, решивших, что лучше попробовать, чем потом жалеть, что отказались. Мы виделись с ними еще пару раз, сформулировав домашнее задание на лето — искать проблемные по выкупным платежам общины в ближних к Москве губерниям (в дальние не наездишься, да и рынок поближе), крайне желательно с личными, дружескими или родственными связями, чтобы начинать отношения не с пустого места. И под каждую такую общину разрабатывать агротехнический проект — чего, сколько и когда сажать, кого и где пасти, как перерабатывать, где продавать и все такое.

— Знаете, я чувствую себя как те маклеры из анекдота, — мы шли с Савелием по бульварам в сторону моего дома по окончании последней встречи, — которые встретились на бирже, первый предлагал купить у него вагон мармелада, второй сторговал его за десять тысяч рублей, хлопнули по рукам и разошлись — первый искать вагон мармелада, а второй десять тысяч, — Губанов засмеялся.

— Да, вот что еще, Савелий. Обязательно ищите крепких ребят, готовых набить морду ближнему по идейным соображениям.

— Вы что же, хотите крестьян в артель силой загонять? — он аж остановился и вперил в меня возмущенный взгляд.

— Ну что вы, кулаки же просто так не отступятся. Помните Гарина-Михайловского? Он пытался наладить «образцовое хозяйство» на базе общины у себя в имении, так ему кулачье сожгло мельницу, молотилку и амбар с урожаем. Вот чтобы у нас такого не было, нужно заранее выявлять и пресекать такие поползновения. Кстати, такой опыт будет весьма полезен и в революционной работе.