— А почему паскудник? Он ее обижал? — Спросить, изменял ли ей муж, у меня язык не повернулся. Какие измены могут быть у мужчины, который, судя по фото, еле на ногах стоял? И, пожалуй, он точно не бил Ольгу.

— Обижал? Это, смотря, что под этим словом понимать. Руку он, конечно, на Ольгу не поднимал и работой не загружал. Но сам факт, зачем ему было жениться на молодой женщине? Сиделка ему была нужна! Вот и выбрал бы кого-нибудь постарше.

«Вас, к примеру», — мысленно подсказала я, но вслух осторожно спросила:

— Но ведь ваша дочь, когда выходила замуж, понимала на что идет?

— Конечно! И вышла, потому что никто другой не брал, — зло усмехнулась Ирина Аркадьевна.

— Странно. Такая интересная женщина. У нее должно было быть много поклонников, — недоуменно протянула я. Ольга действительно была привлекательной. — На вас похожа, — сделала я комплемент матери покойной.

— Ничего общего! Ольга — приемная дочь. У моего мужа не могло быть детей, вот он меня и уговорил взять девочку из детдома. Хорошо, что одну.

— Боже! Даже одного ребенка забрать из детдома — это так благородно!

— Глупо! Берешь кота в мешке. Кто мать? Кто отец? Ничего ведь о них неизвестно. А потому и неизвестно, что из приемного ребенка получится.

— А как же воспитание? Любовь? Забота? Дети — пластилин. Что захочешь, то с них и вылепишь.

— Чушь! Еще раз чушь! Волка как не корми, а он все равно в лес смотрит. Ольга с детства была непослушной, своенравной. Часто из дома сбегала. Не нравилось ей у нас. Казалось бы, все у нее было: и игрушки, и платья там разные. Муж часто в командировки уезжал и всегда ей что-нибудь привозил.

По той интонации, с которой Ирина Аркадьевна рассказывала о дочери, можно было понять, что Ольге мало досталось материнской любви. Наверное, потому она и сбегала из дома.

— Правда, все изменилось, когда надо было определяться в жизни: или поступать в институт, или в дворники идти. Боялась, что может без образования остаться. Тогда бы ей одна дорога была в кондукторы или в асфальтоукладчицы. Да и с квартирой ей ничего не светило. Мы ее удочерили, значит, ей, как сироте, жилплощадь от государства не положена. Куда бы она ушла? Вот она быстро и смекнула, что лучше быть паинькой, чем в общежитие идти. Да и общежитие — не выход. Жить на какие деньги? Одежду покупать? Мой муж тогда радовался, как же, повзрослела дочка, посерьезнела. Но я-то видела, что она притворяется, таится.

— Н-да, трудно полюбить чужого ребенка, — не сдержалась я. — Но так бывает. Нельзя за это судить.

— Кого?! Меня? — возмутилась Ирина Аркадьевна.

— Что вы! Верю, что вы сделали все, чтобы Ольге было у вас хорошо. И думаю, ваши труды не пропали даром. Смотрите, вышла замуж и забрала вас сюда, во Францию, не бросила.

— Разумеется. Пришло время долги отдавать. Муж мой умер и очень давно. Ольга была на предпоследнем курсе института. Трудно мне тогда пришлось. Я ведь не работала долгое время. Пенсия у меня маленькая, а я нуждаюсь в лечении. Мне каждый год нужно в санаторий ездить. На какие деньги? Довелось даже продать четырехкомнатную квартиру и перебраться в двухкомнатную.

Я заметила, что Ирина Аркадьевна говорила исключительно о себе, а если речь заходила о дочери, то вспоминала ее с пренебрежением.

— А Ольга?

— А что Ольга? Я ее сразу поставила в известность: папа умер, кормить нас некому, зарабатывай, а еще долги отдавай.