– Знаешь, друг мой Твердилав, – наконец вымолвил Павел, – сдается мне, Александр ни перед чем не остановиться. А потому я принял решение: сдать ему город…

– Да как же так? – воскликнул боярин, – ты же истинный князь! Это право дадено тебе Ярославом, а значит и богу угодно! Правда, на твоей стороне! Да мы все, если надо, на стены выйдем, да животы свои положим!

– Я благодарен тебе за слова твои, преданность и верность, – печально улыбнулся Павел, – но не желаю я проливать кровь русскую. Не смогу вовек простить себе, ежели из-за меня погибнет хоть один человек. Александр не так просто выступил на Новгород. Нашлись видимо людишки, что постарались опорочить имя мое честное. А что я могу противопоставить их наветам? Только свои слова? Кто же мне просто так поверит, коле суд начнется? Ведь ладья моя с людьми, что вырастили меня, о скалы разбилась. А с плахи доказывай, не доказывай, все едино дело одним закончиться. Голова моя пику украсит. А вот если останусь я в живых, да доберусь до земель литовских, то найду дам свидетелей, что правоту мою подтвердят перед богом и народом. Пойду я с ними прямо к митрополиту. А против его благословения, Александр противиться не сможет.

Смирнов глянул на насупившегося боярина.

– А ты, Твердислав, не бойся. Ни чего тебе Александр сделать не сможет. Ведь ты мятежа не поднимал. И созвать Вече, в праве твоем было. Не ты решение принимал. Народ свою волю сказал!

Павел поднялся, положил обе руки на плечи боярина и трижды расцеловал его.

– Спасибо тебе за все. Не поминай меня лихом. Прощаться не будем. Надеюсь, что скоро свидимся…

Ночь выдалась темной. Ни, что не нарушало тишину, кроме шагов стражи, гулко отдававшихся от зубцов стен.

Тихий шорох заставил стражника обернуться. Но вокруг не было ни кого. Охранник облегченно выдохнул, намереваясь продолжать путь. Когда он поравнялся с входом в башню, из темноты дверного проема выскользнула еле различимый сгусток тьмы. Чья-то сильная рука зажала рот стража.

– Не будишь шуметь, останешься в живых, – раздался голос, прямо у его уха.

Охранник скосил взгляд, и тут же затрясся от страха. За спиной не было ни кого. Только поблескивали два белых пятна с черными кругами посередине, да открывалась щель с белыми, крепкими зубами. В тот же миг, неведомая сила втянула тело стража в дверной проем. Кто-то крепко связал его руки и ноги, а рот был всунут кляп.

На несколько мгновений пробившаяся сквозь тучи луна, выхватила стремительную тень, метнувшуюся по лестнице вниз.

Сбежав во двор детинца, Юлдуз прижалась к стене, осторожно выглянув из-за угла. Ворота охраняли трое воинов. Один не спеша прогуливался туда-сюда. Двое других, прислонив копья к стене, о чем-то спорили друг с другом. Никто из них так и не успел ни чего понять. Юлдуз напала стремительно, нанося удары в определенные точки. Стражники, гремя железом, в беспамятстве рухнули на землю. Не теряя времени, воительница сдвинула засов, приоткрыв ворота.

– Все тихо? – первым на двор вошел Гордеев.

Юлдуз, молча, кивнула.

– Тогда вперед…

Вынув меч, Дмитрий побежал в сторону терема. За ним следовали три десятка ратников во главе с Красибором.

Ни кто не оказал ночным визитерам, ни какого сопротивления. Стража была повязана за считанные минуты, но среди них норманнов не оказалось. В тереме находились лишь заспанные слуги, которые в испуге пояснили, что новый князь часа за три до штурма, через тайный ход покинули терем, забрав с собой княжью казну и все, что смогли унести с собой.

К счастью молодую княгиню они оставили. Ее, испуганную, но невредимую, обнаружили на третьем этаже в самой маленькой светелке.

Преследовать беглецов было глупо. У них было больше трех часов форы. Да и что бы собрать погоню, требовалось время. А на воде атаковать варягов, было просто самоубийство. Тем более, что их ожидала сильная подмога.