– Кто его знает, – сняв, наконец, шапку, почесал затылок Твердислав, – ежели поторопиться, да токмо с конной дружиной пойдет, то через пять дней у стен будет. Ежели не спеша пойдет, да пеших с обозом дожидаться станет, то и десять и пятнадцать дней уйдет.
– Значит, у нас есть примерно полмесяца, – сделал вывод Павел, – малым числом здесь делать не чего. Ни на штурм не пойти, ни город окружить. Токмо народ смешить. Много сил у Александра?
– Конных, ежели с южной ратью считать, то тысяч пять будет. С пешими, то все пятнадцать.
– Что мы можем им противопоставить?
– Князь в поход многих увел. Сейчас городской стражи сотни три наберется, да сотня конных гридней. Бояре соберут сотен семь. Да ополчение около трех тысяч.
– Снаряжение?
– Треть кольчугами обеспечить мы сможем. Остальным достанется кожаный доспех. Многие придут со своей амуницией. Да оружие, какое ни какое найдется. Я же говорю, Александр почитай все выгреб.
Павел хмуро глядел куда-то в угол. Несколько дней он провел в кладовых. Там обнаружил не много: десятка три копий, полсотни мечей не самого лучшего качества, топоры и булавы не больше шести десятков, несколько десятков щитов, из которых многие даже не усилены металлическим ободом. Таких надолго в жарком бою не хватит, развалятся после нескольких ударов. Были в кладовой и кольчуги, но по большей части порченные, с прорехами, три десятка шлемов, четверть из них с личинами и имели наушники и рабицей, защищающей шею. Лежали на полках луки, некоторые с подгнившей тетивой. Видимо Александр, собираясь в поход, действительно забрал все самое лучшее. Единственное, что было в достатке, так это стрел. Еже ли люди придут со своими луками, то нужды в них не будет.
– Луками многие владеют?
– Куда же без него, – удивился Твердислав, – ни дичину не пострелять, ни врага от города отбросить.
– А, что если с окрестных селений помощи попросить?
– Гонцов, конечно, отправить можно, – с сомнением покачал головой боярин, – но вряд ли кто придет. О Вече не все еще прознали. Верность Александру многие хранят. Да и сам князь видимо дороги все уже перекрыл. Только гонцов зря губить.
– Значит если Александр на штурм решиться, то справляться придется своими силами, – горько усмехнулся Павел. Он уже пожалел, что сразу не послал за варягами, что ждали сигнала в лесном лагере. Побоялся, что новгородцы могут не правильно понять. Да и сами норманны, изголодавшись по женской ласке, могут, что учудить. Этих головорезов, так просто не остановишь. А теперь уже поздно. Не пробиться к ним.
Что же мог противопоставить он, регулярной армии?
Городская стража состояла, хоть и из опытных, но уже не молодых воинов, которые по различным причинам не могли участвовать длительный поход. Да и мало их было. Хватало только, чтобы стражу нести, да какой ни какой порядок поддерживать.
Боярские боевые холопы представляли собой сомнительную силу. Биться они конечно умели. Но сражаться будут, пока бояре верны князю. А почувствуют те, что сила не на их стороне, разбегутся по домам. Это же не враг, какой, от которого жалости ждать не стоит. Не встанешь грудью за добро свое, потеряешь все. Тут дело семейное. Пусть князья между собой дело решат. А там и поглядеть можно, подчиниться победителю, или прогнать его в три шеи.
О горожанах и говорить не стоит. Многие ли выйдут на стены. Ведь не враг идет. Александр многое для них сделал. А вот Павел, ничего еще не успел.
Таким образом, вывод напрашивался только один и не самый оптимистический. С такими силами, имеющимся оснащением и сложившейся ситуацией выступать против Александра, смерти подобно. Да еще надо было учитывать и "пятую колонну". В городе оставалось много верных князю людей. Они и в спину ударить могут, и ворота ночью открыть, и народ взбунтовать. Получив власть, посадить всех под арест, Павел так и не решился.
Да еще в городе затаился сильный, коварный и очень опасный враг. Тот, что еще в двадцатом веке, не давал Павлу спокойной жизни. Этот враг, пострашнее всех остальных будет. Смирнов не льстил себя надеждой, что его сможет оберечь норманнская стража. Захочет он извести Павла, и никто не поможет. Его либо убьют, либо в плен возьмут. А там суд скорый, и приговор смертный, на потеху народу. То, что Александр решился выступить супротив воли народа и пойти на Новгород, говорило о том, что князь уже в курсе о самозванце.
Таким образом, оставалось Павлу только одно. Как говорили в двадцатом веке "пора делать ноги". Но Павел не хотел просто так уходить. Он собирался продолжить борьбу за княжеский престол. А для этого было необходимо оставить о себе добрую память.