Глава 15. Стан русской дружины

Александр открыл глаза. В шатре было темно. Но вот полог откинулся, и ровный утренний свет разогнал царивший вокруг разгром. Голова раскалывалась, словно кто-то нещадно сдавливал ее тесками. Яркий свет резал глаза. Князь новгородский обхватил виски, зажав ладонями уши.

Прикрыв за собой полог, так, чтобы через щель проникал в шатер свежий воздух, Гордеев поднял опрокинутую скамью, стер с нее пыль и сел, с жалостью глядя на Александра.

– Нельзя, княже, так себя изводить, – осуждающе покачал головой Дмитрий, – ты еще от сотрясения, полученного в битве, не отошел.

– Что тут произошло? – Александр исподлобья взглянул на воеводу, красными глазами.

– Значит, не помнишь? Это плохо. Беречь тебе себя надобно, – Гордеев протянул князю кружку с мутной жидкостью, – на-ка испей. Лекарь специально для тебя отвар сделал.

Александр взял чашу. Понюхал ее содержимое. Скривился, но все же залпом выпил. Боль постепенно стихла.

– Ладно, – смилостивился Дмитрий, – не стану больше тебя мучить неведением. Освежу тебе память. А там глядишь и сам все припомнишь. В самый разгар пира, примчался гонец от Колояра, оставленного тобой посадником, на время похода. Грамоту он от него привез. Пишет твой верный слуга, что в Новгород пришла ладья норманнская. На ней, в сопровождении сильного варяжского отряда, прибыл человек из дальних земель. Колояр пишет, будто признали в нем новгородцы брата твоего, Федора, который тринадцать лет назад схоронен был. На Вече, народ принял решение, передать ему правление Новгородом, всеми его землями и людьми. Ты как узнал о том, что он в тереме твоем поселился, да жену твою в заложниках держит, так в такое бешенство пришел, чуть гонца собственноручно не задушил. Еле оттащили. Ты же княже, по шатру стал бегать, столы, скамьи переворачивать, блюда да кувшины в бояр швырять. Затем застыл, словно изваяние каменное. Лицо твое побелело будто мел. И упасть бы тебе, если бы люди верные не подхватили, да на ложе твое не уложили. Всю ночь метался ты в беспамятстве, а лекарь твой тебя отварами отпаивал. Только под утро и успокоился. Уснул.

– Значит, все явью было?! Не примерещилось мне?! – Александр вскочил на ноги, но тут же опустился назад на край кровати, – значит, сейчас какой-то самозванец в палатах моих хозяйничает?! Жену мою унижает?! А я тут, совсем войском своим отсиживаюсь?! Собирай воевода рать. Немедля в Новгород возвращаюсь! Ворота не откроют, штурмом город возьму! Изменников и всех бунтовщиков на плаху! Самого самозванца, на кол велю посадить! Да на центральной площади поставить!

– Погоди княже, – твердым голосом проговорил Дмитрий, – не горячись. Тут крепко подумать надобно.

– О чем тут думать?! – продолжал горячиться Александр, – время дорого! Нельзя давать самозванцу возможности закрепиться в городе, да войско собрать! Идти надо немедленно!

– Жене твоей, – продолжал увещевать князя Гордеев, – пока ни чего не угрожает. Не будет Федор с первых дней отношения с новгородцами портить. Хочет он все по закону сделать. На то и Вече собирал. Без поддержки народа ему не выстоять. Потому и варваров своих в узде держать до времени станет. Попробуешь его силой свалить, новгородцы грудью за него встанут. Сколько душ ты готов положить на алтарь своей гордыни? Ну, положим, город ты возьмешь. То дело не хитрое, ломать, ни строить. Но порушишь ты его изрядно, да крови безвинной прольешь много. От чего люд новгородский против себя настроишь. А это Федору и надобно.

– Не брат это мой! – не сдавался Александр, – самозванец!

– А ты уверен?

Князь мгновение смотрел в глаза воеводы, потом отвел взгляд.

– Вот, то-то же, – покачал головой Гордеев, – ты сказывал, что Федора хоронили в закрытом гробу? Почему?