Благообразный господин достал из висящей на поясе сумки увесистый мешочек, положил его перед ефрейтором несуществующей армии и развязал.

— Этого хватит, чтобы начать своё дело. Больше не придётся работать. Может, появится возможность отомстить кому-нибудь. Добиться женщины, которая иначе бы и не посмотрела. Решай сам, Генрих. Продолжать гнить здесь, или — в один момент изменить своё жалкое существование. Стать человеком. Взять то, что было отобрано войной…

— А вы змей… Змей искуситель… И, Кровавые Боги, как сладко поёте!

— Если сомневаетесь… Так и быть, вот ещё. Но это — максимальная цена, на которую я готов пойти.

На столе, радостно звякнув, появились ещё два тугих мешочка, равных по размеру первому.

— Надо подумать.

— Нечего тут думать, Генрих. Соглашайтесь. Одна мелочь, нарушение присяги, за что всё равно уже никто не спросит — и вы богаты. Мгновенно. Начнёте жизнь сначала. Или мы сейчас уходим, и вы остаётесь здесь навсегда, коротать вечера за дешёвым пойлом. Так что же, по рукам?

Небольшая пауза. Ефрейтор думал. А потом стукнул кулаком по столешнице.

— Эх, была не была! Хорошо, я согласен.

— Забирайте, теперь это ваше. Коды можете вбить вот сюда, — кивок, и мальчишка-слуга поставил на стол чёрный ящичек, со старомодным сенсорным дисплеем и кнопками. — Заодно, сразу проверим…

Чуть спустя, так и не представившийся господин вежливо распрощался и удалился, всё так же в сопровождении лакея. А старый Генрих остался в одиночестве, сидеть и пить, нарезавшись в итоге до запредельной даже для самого себя степени.

Космопорт. Даже на такой всеми Богами забытой каменюке, как третья планета Гаммы Пса, носившей неофициальное название «Окрайная», он вызывал восхищение. Особенно — на закате.

Местное солнце, огромный и чуть сдавленный сверху и снизу шар, из последних сил удерживало тучное тело над линией горизонта. Оно изливало на землю остатки багряной краски из своих недр, выстреливая слабеющими, уставшими за долгий день лучами во всё, до чего ещё могло дотянуться.

В помощь утомлённому светилу на тёмно-синем и кое-где даже сиреневом полотне неба уже проявились крохотные луны, готовые принять вахту, три из пяти — отливающий зелёным Изумруд, ползущая почти различимо для глаза Гончая, и Призрак, наполовину утонувший в ярко расцвеченных облаках, конечно же, как обычно бледный.

На фоне всего этого великолепия разгонялись и устремлялись ввысь, или же наоборот замедлялись и аккуратно садились космические корабли, десятки их. Им не было никакого дела до красот. Деловито перемигиваясь огоньками дюз, они просто выполняли работу — пермещали сквозь пространство набитые грузами трюмы.

Те из них, кто не прилетел только что и не собирался вот-вот стартовать, вольготно валялись на широком, раскинувшемся на километры поле, в окружёнии медленно ползающих гусениц заправщиков и суматошно вьющихся мошек флаеров.

Громады кораблей, еле угадывающиеся в плотном у поверхности сумраке, поражали многообразием размеров и форм. Попадались и вытянутые циллиндры каботажников, и приземистые диски счастливых обладателей антигравов, и изящные птицы субатмосферных шаттлов… Всех их объединяло только одно — были это корабли явно не первой свежести, и исключительно грузовики. На Окрайную не ходило пассажирских рейсов, не имела она и собственного военного флота. Сюда прилетали только за продуктами питания, за тем единственным, чем щедро делилась с хозяевами плодородная земля.

Седой благообразный господин и застывший рядом мальчишка-лакей стояли и ждали, пока мимо прогонят большое стадо коров. Слуга постоянно крутил головой, и, невоспитанно разинув рот, рассматривал всё вокруг, будто никогда не видел подобного. Господин почему-то не одёргивал подчинённого, с лёгкой усмешкой наблюдая за его реакцией, и заодно, подслеповато щурясь, сам посматривал по сторонам. В том числе, наблюдая за тем, как мычащий поток животных втягиваются в чрево сильно потрёпанного временем скотовоза.

— Уважаемый, вы не заблудились, случаем?

Спросил внезапно появившийся рядом человек с хлыстом, в запылённой и пропотевшей одежде.