I

— Дяденьки, пустите, пожалуйста! Меня мама ждёт… — тоненький голосок, звенящий ужасом и отчаянием, струной натянул прохладный лесной воздух.

Озёра больших, голубых, почти синих глаз наполнились слезами. Крохотные блестящие капли побежали по длинным ресницам, на мгновение повиснув на их кончиках и тут же сорвавшись в последний путь. По бледному мрамору щёк, мимо отважно вздёрнутого кончика носа и прячущихся за ним, трепеща от страха, ноздрей, огибая дрожащую линию сочно-алых и по-детски чуть припухлых губ — с опущенными вниз уголками и слегка, будто в замершем на полуслове крике, приоткрытых — и, так и не достигнув острого, с упрямой ямочкой у основаня, подбородка, дальше вниз, бессильно падая и впитываясь в дорожную пыль и грубую ткань платья.

Платья простого и дешёвого, но совершенно не способного скрыть стройную фигурку особы того возраста, когда уже не девочка ещё не женщина, и когда сохранившаяся в облике невинность уступает, но ещё не уступила, место женственности и серьёзности. Правда, сейчас весь вид девчушки-подростка, явно селянки, жительницы какой-то из окрестных деревень, говорил только об одном: как она напряжена и как сильно боится.

Этот неподдельный ужас был понятен и легко объясним. Она стояла одна, посередине безлюдной, как обычно, дороги на Хёрдбург, окружённая ратниками в цветах Самсона. Слава у этих людей и их предводителя, младшего княжеского сына, была очень громкая и чрезвычайно сомнительная… А учитывая, что окрестные земли, вместе со всеми живыми существами на них полностью принадлежат княжескому роду — даже окажись на дороге кто-нибудь, дураков, вздумавших заступаться, не найдётся точно…

В ответ на несмелую, до крайности наивную, просьбу селянки, раздались лишь раскаты грубого хохота.

— Ишь, чего захотела!

— Да за такую наглость наградить надо! По-особому! Вы подумайте только, «отпустите»!

— Стойте, стойте, она что-то про мамку вякнула! Может, проводит?

— Ведь точно! Ах ты ж голова, Зигфрид, прекрасно придумал! Эй, слышь, девка! Веди домой! К мамаше своей! Сюрприз ей будет. Даже, много сюрпризов!..

Пощёчины жестоких фраз били грубо и беспощадно, заставляя каждый раз вздрагивать, пусть даже смысл не всегда доходил до разума. Раскалённые клещи небрежно бросаемых слов без жалости вытягивали остатки самообладания, вызывая желание исчезнуть, спрятаться, а ещё лучше — проснуться наконец от этого внезапно настигшего посреди леса кошмара. Взгляд чистых как небесная лазурь глаз метался с одного лица на другое, тщетно надеясь найти хотя бы слабый отблеск участия, но лишь бессильно бился о злобные, равнодушные к чужому горю, искажённые пороком безобразные маски.

Лишь сгрудившиеся вокруг деревья сочувственно шелестели листвой, но даже в этом звуке была покорность сдьбе — мол, мы деревья, мы всё равно не поможем. Солнечные лучи, играя в прятки с тенями, ласково гладили лицо и руки испуганного маленького двуногого, совершенно не замечая неуместность своей ласки.

А ратники распалялись всё больше. Не переставая смеяться, они всё сильнее и сильнее сжимали кольцо вокруг своей жертвы, бесстыдно облепляя её паутиной похотливых взгляов. Кто-то протянул руку и ущипнул, кто-то толкнул, кто-то, заржав как конь, задрал подол платья. Но…