– Опасные?
– Нет, – ответил Азазель. – Мне кажется, вообще не могут причинить вред. Что и странно в данном случае.
– А что, – спросил Михаил сердито, – все же стряслось? Из-за чего мы здесь?
Азазель пожал плечами, осматриваясь в дремучем саду.
– Одному чужому мальчишке упавшей веткой голову разбило… не до смерти, правда, но все же хорошо так, будет этот сад десятой дорогой обходить. Нечего нарушать границы с чужой собственностью! Второму ключицу перебило, а третий так и вовсе ногу сломал!.. Вот в той яме, что откуда и взялась, когда он убегал…
– Да-а, – сказал Михаил саркастически, – совсем уж безопасные твои природники. Безопаснее не бывает…
Азазель медленно двигался через сад, Михаил ощутил чужое присутствие, ветви как-то странно опустились, загораживая дорогу, но Азазель уверенно раздвинул, а там у подножья древней-древней яблони, что уже и плодов не дает, сидит крохотная худенькая девочка лет пяти, хотя по ее серьезным печальным глазам Михаил дал бы все семь или даже восемь.
Глава 11
К его изумлению, у нее на коленях белый пушистый зайчонок, который то выпрыгивает из ее рук, то снова старается подлезть под них так, чтобы она его обнимала.
Девочка испуганно и обреченно смотрела на них снизу вверх большими грустными глазами, личико настолько бледное и прозрачное, что почти видно все ее косточки.
Такое же худенькое тельце в дешевом ситцевом платьице, стареньком, потертом, но чистом, даже без пятен травяной зелени.
Михаил подумал с сочувствием, что этот ребенок исхудал то ли из-за хронического недоедания, то ли еще почему, мать все-таки женщина крупная и широкая в кости. А может быть, обиды и переживания есть и у такого крохотного существа. Даже взрослые часто страдают, а уж с детским горем ничто не сравнится.
Среди детей ее возраста, мелькнула мысль, она будет самой мелкой, а это значит, те, кто покрупнее, будут постоянно толкать ее и обижать. Она и сейчас смотрит на них обоих исподлобья, во взгляде затаенный страх, как у затравленного зверька, которого часто обижают и бьют. Лицо, подумал он снова с сочувствием, не просто бледное, а почти прозрачное, словно вся страна голодает из года в год.
– Милая, – сказал Азазель ласково, – знаю, тебе приходится трудно в этой жизни, но кому легко?… Разве что вот моему спутнику, потому не обращай на него внимания. А я тебя понимаю. Трудно жить, когда никто не заступается. Но у тебя, как мне кажется, все-таки есть заступники?
Она все так же смотрела исподлобья и с недоверием, наконец судорожно кивнула.
– Да…
– Прекрасно, – сказал Азазель с энтузиазмом. – У всех должны быть защитники. Особенно у тех, кто слаб и защитить себя не может.
Она промолчала, продолжая смотреть с тем же недоверием маленького человечка, которого жизнь уже научила полагаться только на себя и не ждать помощи.
Михаил переспросил:
– Азазель, ты уверен?