– Ну-ну, давай, изгаляйся! Только теперь моя взяла. И скоро не моя кровь окрасит подножие этого памятника, – он перевёл взгляд на четырёхметрового исполина. – Это, что, Прометей?

Мара прижалась к спине своего жениха, крепко обхватив его, словно боялась выпустить из своих рук мечту о счастье. Не дождавшись ответа, предатель сделал несколько шагов вперёд. Но потом одумался, опасаясь, что при плотном сближении не успеет выстрелить и остановился в 2-3 метрах от влюблённых. Внезапно он замер, сглотнул слюну и спросил:

– Хавчик есть? Конечно, есть. Ну-ка, девочка, что у тебя за плечами? Кидай сюда свой рюкзачок.

Завладев рюкзаком девушки, Лёха сделал три шага назад и, присев на корточки, предупредил:

– Шелохнётесь – пожалеете. Стреляю без предупреждения.

Распотрошив ношу, он обнаружил бутерброды с маслом, галеты и воду. Жадно засунув первый бутерброд в рот, проглотил его бессловесно, но во время поедания второго стал укорять, давясь и роняя крошки:

– Могли бы и что-нибудь повкуснее прихватить. Или вы уже сожрали? Нет? Это всё, что вы с собой взяли? Выходит, вы бессеребренники? Врёте! Не бывает такого, – он засунул новый кусок и, жуя, продолжил: – Ни за что не поверю, что вы не пользуетесь своим положением. Наверное, побоялись, что кто-нибудь увидит, как вы хамоном с икрой давитесь. А в президентском дворце, поди, на двадцати блюдах вам лёгкий завтрак подают. Нет? Ну, тогда вы полные идиоты. И нам с вами не по пути. А я бы пользовался своим положением. Только дурак может поступать иначе. Блин, простые бутерброды, а кажутся такими вкусными, – он отхлебнул из бутылки и принялся за следующий кусок. – Всё из-за вас. Три дня ничего не жрал. Вообще ничего. Представляете? А чего я вас спрашиваю? Это же по вашей милости мой портретик на каждом столбе красуется. Вор, предатель, что там ещё мне инкриминируется? А, конечно же – убийца. Вот здесь вы откровенно врёте. Калачов жив и даже лоснится от президентской кормёжки.

– Ты другого человека убил.

– Другого? Это кого? Впрочем, до лампочки! – Грязнов, поднялся с колена, облизнул пальцы, ловко перекинул рюкзак себе за плечи и запел старую песенку: – Как я вас не-на-ви-жу!

На этот раз Шелихов не промолчал:

– Чем же мы тебя настолько прогневали?

– Чем? А ты не знаешь? Несчастный чмошник, затюканный ботаник, ничего не понимающий в прелестях удовольствий. Ты не способен ценить жизнь. Тебе не дано получать кайфа от модной красивой одежды – у тебя нет вкуса и стиля. Ты не разбираешься в тачках, не получаешь наслаждения от дорогих вин. Ты не увлекаешься женщинами. Главная твоя женщина – работа. Ты весь в ней – маразматик. Жизнь коротка, чтобы всю её без остатка провести в вонючей лаборатории, ради изобретения каких-то дурацких прокладок. Кому они нужны, скажи мне? Кому? Баранам, которые населяют эту страну? Да этому быдлу ничего не надо, кроме хлева и пойла. Зачем им Солнце? Это бессловесное стадо может прожить и без него. Они привыкли к плетям и грубым окрикам. Поэтому и правят здесь людишки, которых эта шалупонь поносит последними словами по вечерам на кухне. А утром вновь беспрекословно идёт в своё стойло.

Ярослав не ввязался в перепалку. Зачем? Только сам замараешься. Молчание Шелихова ещё больше разозлило бывшего дружка:

– Молчишь? Хочешь выглядеть этаким красавцем – правильным и благородным. Хоть тебе и везёт невероятным образом, всё равно ты кончишь плохо. Нет, ты попрощаешься со своей вонючей жизнью уже через мгновение.

Он вскинул пистолет и навёл прицел на голову Ярослава. Мара тут же проскользнула вперёд, пытаясь защитить возлюбленного. Грязнов ухмыльнулся и фыркнул:

– Господи! Ну почему ты помогаешь всякому сброду? Почему у этого чмошника теперь есть всё: деньги, слава, любимая женщина. Невероятно: нашего ботана полюбила красавица Мара. Просто невероятно! Почему?! – он нервно затряс головой. – Ненавижу! Я – должен был всё иметь! Я! Удача была на моей стороне. Я держал её за хвост! Я чувствовал её трепет. Но этот чмошник каким-то невероятным образом переманил её. Это несправедливо! Почему ты не замёрз в Москве? Почему не сдох, провалившись в пропасть? – его распирала ненависть, поэтому он орал во всё горло. – Если бы ты сдох вовремя, я давно купался бы в деньгах, окружённый челядью, бабами и роскошью. Но ты невероятным образом выжил! Сдохни сейчас! Ты умрёшь и не узнаешь, что я сделаю с Марой! Я с ней позабавлюсь вволю, – сквозь личину человека проявился волчий оскал.

Не желая ранить девушку, Лёха приподнял ствол повыше, пытаясь попасть в голову ненавистного соперника. Но промахнулся. Стрелком он был никудышным. Да и руки у подонка дрожали. Вдобавок он совершенно не вовремя споткнулся о камень. Пуля ушла вверх, попав точно в горло статуи. Мощная фигура древнегреческого титана была изготовлена из морского бетона. Прочный, но хрупкий материал брызгами разлетелся во все стороны. Голова чуть качнулась, словно решая, оставаться на старом месте или повторить подвиг Колобка. Но всё же не выдержала и свалилась вниз. Ударившись о каменный пьедестал, голова покатилась, подпрыгнула на бугорке, чуть коснулась лодыжки Шелихова, подпрыгнула ещё раз и замерла у ног предателя. Взгляд Грязнова вновь приобрёл торжествующий вид. Он поставил ногу на каменную голову и изрёк:

– Это символично! Голова Прометея у моих ног. Это знак! Судьба смилостивилась надо мной. Теперь всё пойдёт так, как мне надо! И каждому воздастся по заслугам.

И он вновь поднял пистолет для выстрела и начал приближаться к цели, чтобы точно не промазать.

Славка, осознавший, что его бывший друган не шутит, задвинул Мару за свою спину. Он, не находя средств для спасения, стал под дулом пистолета машинально отступать назад. Площадь перед памятником не превышала размера стандартной городской детской площадки. Всего в паре шагов за спиной влюблённых она заканчивалась. От пропасти её отделял низкий бордюр, сложенный из обычных плоских камней. В метре от бордюра Шелихов остановился, прекрасно понимая, что отступать некуда. Это видел и Алексей. Торжествующая ухмылка на его лице стала ещё злорадней.