По воспоминаниям Мирамса: «Были случаи, когда товарищи обнаруживали целый ящик гранат со всеми капсюлями, хранившимися в окопах, и они не были полностью повреждены. Одна из таких находок принадлежит В. Зиле (Имант), который осенью 1917 года, когда немцы оккупировали Ригу, выкопал в окопах возле крепости Болдерая около 100 гранат, упаковал их и бережно закопал вместе с несколькими десятками винтовок и патронами. Во время подготовки к восстанию Имант передал этот ценнейший «склад» в распоряжение партийной организации. Кроме того, была обнаружена ещё взрывчака – пироксилин, который был нужен для подрыва мостов и железных дорог. Таких находок было немало».[1]

Янис Мирамс, ответственный в ВРК за связь и разведку, лично участвовал в организации переходных пунктов и доставке оружия в Ригу. В своих воспоминаниях он оставил подробный рассказ как это происходило: «Часть военного снаряжения перевозилась через приграничных крестьян. Эти крестьяне очень хорошо умели прятать оружие в своих повозках. Хотя немецкие солдаты часто проводили обыски, наш транспорт никогда не становился жертвой оккупантов.

Однако были случаи, когда идущий с грузом оружия выходил прямо на немецкие посты. В таких случаях посты приходилось покупать за деньги, выданные немецкими оккупантами, так называемые «остовские» рубли. Кроме того, переброска оружия через границу была организована с помощью немецких унтер-офицеров и фельдфебелей, что отчасти было обусловлено обширными контактами партии с немецкими солдатами и младшими офицерами.

Во многих случаях, где это было возможно, я использовал (использовал, как и другие товарищи) немецких солдат, с которыми у меня были связи и которые были готовы помочь революции, подорвав германский империализм.

Мы узнали от революционных немецких солдат о порядке пограничной охраны, смене постов и составе. Имея это в виду, мы смогли передать оружие прямо в то время, когда на посту стояли революционно настроенные солдаты. Были случаи, когда на погранзаставе находились солдаты, с которыми у нас были контакты. Они помогали транспортам с оружием и литературой пересечь границу и указывали наиболее безопасный путь отхода от границы. Были даже случаи, когда революционные солдаты германской армии брали на себя встречу и какое-то время несли боевые транспортные средства.

Однажды, только что перебравшись через болота и перебравшись через заросшее озеро, я вдруг увидел в пятнадцати шагах "фрица" одетого в форму немецкого лейтенанта. Сразу слышу возглас: "балты". Как и все люди, связанные с транспортировкой оружия, я знал, что это значит: все разрешилось за несколько секунд. Я понял, что на посту не революционер и противник должен умереть, потому что иначе транспорт с оружием будет потерян, а переносчик оружия будет расстрелян немецким военным судом. А "фриц" уже приблизился ко мне на десять шагов. В один момент у меня в руке появляется десятизарядный «маузер». Два выстрела и немецкий лейтенант уложен. Подойдя к нему, вижу, что одна пуля попала ему в грудь, другая в лоб. Я поспешил и благополучно прибыл со своим грузом на конспиративную квартиру, где сдал принесенные военные материалы…

Обыски имущества и проверка документов немецкими «культуртрегерами» были настолько жестокими, что во многих случаях они заканчивались избиением людей, переломами ног и рук. Часто случалось, что ночью, когда большинство пассажиров лежало на верхних полках вагонов, в вагон внезапно входили пять-шесть солдат, одетых в форму "чиновников" и обыскивали весь вагон. Пассажиров, лежавших и сладко спавших на полках вагона и не почувствовавших, что они попали под контроль, которые не сразу поднялись, не вежливо будили, а швыряли за ноги вниз. Некоторые люди были изуродованы при падении, но о протесте нечего было и думать: если ты протестуешь против такой дикости, тебя назовут большевиком, арестуют и увезут, и неизвестно, что будет дальше.

Однажды я столкнулся с подобным случаем. Два чемодана с оружием и взрывчаткой везу в Ригу. Я забрался на самую верхнюю полку вагона, а чемоданы поставил на противоположную полку, не занятую пассажирами. Сам расположился на полке и задремал. Подошло к полуночи. Я уже рад – думаю, что контроль, наверное, уже не придет, но вдруг дверь вагона открылась и появился свет свечей (во время немецкой оккупации поезда в основном ходили неосвещенными, вагоны были темными). Началась проверка документов и досмотр вещей тех пассажиров, которые показались контролерам подозрительными. Но подозрение падало на всех, у кого с собой было что-то большое. Я притворился спящим, надеялся, что в темноте не заметят меня на верхней полке и пройдут мимо. Но эти мои ожидания не оправдались. Меня схватили за ногу и я упал на пол с третьего этажа, сильно ударившись. Когда я встал, контролеры попросили у меня удостоверение личности. Я хладнокровно достал из кармана справку о том, что немецкое командование разрешило господину Легздиню ездить в Ригу и обратно. Немецкие господа, оглядев с ног до головы хорошо одетого «господина Легздиня», признали, что ничего подозрительного в этом человеке не было. Эти негодяи привыкли быть очень уважительными по отношению к господам. Они принесли извинения господину Легздиню и выразили сожаление в связи с тем, что он случайно упал с верхней полки вагона. Я вежливо ответил им, что очень тронут их сочувствием и что в падении нет ничего особенного – такое часто случается с заснувшим пассажиром. Немецкие злодеи были рады, что я не протестую. «Господин» очень хорошо понимал «господина», и контролеры уже не обращали внимания на полку, где стояли мои чемоданы.

Этим чиновникам оккупационной власти очень нравились новые не мятые удостоверения личности и документы. Если документ был плохо проштампован и смят, документ подвергался сомнению и считался поддельным. Именно в моем присутствии они очень привязались к пожилой работнице, у которой был очень слабый штамп в удостоверении личности, и начали сомневаться в этом самом правильном документе. Женщина со слезами на глазах пыталась доказать немецким господам, что документ не поддельный, но они взяли мой «аусвайс» и продемонстрировали, что печать и надпись должны быть как у господина Легздиня. Эти недалекие чиновники даже не знали, что «господин Легздиньш» только вчера закончил сам вырезать эту новую печать командования, попросил товарища, свободно владеющего немецким языком, написать этот «аусвайс» и собственноручно проштамповал «аусвайс», и дал себе «разрешение» вывезти в Ригу оружие, необходимое для вооруженного восстания против немецких и латышских господ.

Были случаи, когда по какому-то подозрению на Рижском вокзале обыскивались пассажиры, и поэтому я никогда не выходил из поезда на главном вокзале в Риге, а на товарной станции, где поезд всегда останавливался. Там было меньше охраны и такой район, где было бы легче заблудиться, если бы произошло столкновение с полицией. Каждый раз перед высадкой на станции вынимал из чемодана браунинг, чтобы в случае задержания уничтожить ближайшего противника.

Было много случаев, когда революционных солдат, унтер-офицеров и фельдфебелей немецкой оккупационной армии, находившихся в командировках в Риге, использовали партийные организации для перевозки оружия и весточек, и каждый раз посылки доставлялись в безопасности. Конечно, перевозки с помощью военных были самыми безопасными, потому что военных не досматривали ни в поезде, ни на Рижском вокзале».[1]

Создание и обучение боевых групп

Залогом успеха восстания были боеспособные кадры. По распоряжению Рижского ВРК все члены Рижской организации СДЛ должны были приобрести навыки владения оружием и стать настоящей боевой единицей. Все члены организации были разделены на боевые отряды по 20 человек. Были как боевые, так и санитарные группы. Рига была разделена на 3 боевых района, например, в состав Пардаугавского района входили 4 боевых и 2 санитарных группы. Наряду с мужчинами в группах состояли и женщины. Всего в Риге было создано 18 боевых групп.[35] После первого удара и взятия самых важных объектов в военные действия должны будут втянуться боевые силы остальных трудящихся Риги.

Фото 40. Латышская 2-я стрелковая бригада входит в Ригу. 4 января 1919 г.

Наиболее опытные и умелые боевики начали обучать боевой состав став инструкторами. Знающие военное дело товарищи не посещали такие обучения. Это было связано с более рациональным распределением времени, заданий и, конечно, конспирацией – незачем было создавать излишние передвижения и скопления членов боевых групп. Как пишет Мирамс: «Лучшими из инструкторов были В. Зиле (Имантс), Дрейманис, А. Нейманис (Джек) и еще пять товарищей, имен которых я не помню. Некоторые из этих товарищей были старыми бойцами, умевшими обращаться не только с разным оружием, но даже с гранатами разных систем. При этом они прекрасно владели взрывными работами и научились обращаться с пушками. К сожалению, в нелегальных условиях эти члены не могли передать все свои знания другим, потому что в организации пулеметов и пушек не было. Но товарищи были обучены обращению с оружием и бомбами различных систем, находящихся в распоряжении организации».[1]

Обучение проходило в условиях жёсткой конспирации: «Каждая учебная группа и каждая квартира подвергались риску главным образом потому, что обучение проводилось не для отдельных лиц, а для членов целой организации, у которых оставалось не так много времени. Все товарищи думали и чувствовали, что восстание может быть очень близко, хотя в начале декабря никто не знал часа и дня, когда им придется выйти на улицы с оружием в руках. Поэтому все готовились и учились обращаться с оружием. Не было вечеров, когда бы не проходили тренировки по обращению с оружием на квартирах нескольких членов рижской организации ЛСД. При такой обширной технической подготовке легко могли произойти провалы, но из-за строгой дисциплины и конспирации организации ни провалов, ни арестов не произошло. Были даже случаи, когда менее осторожные члены стреляли из револьвера во время тренировок. В таких случаях обучение прерывалось, и участники сразу же расходились, чтобы снова встретиться на другой вечер и отправиться в другое место для продолжения учебы.

Товарищи никогда не знали, в какой квартире будет проходить тренировка. Это знал только командир боевой группы, который каждый раз приказывал товарищам выходить на определенную улицу или в сад. Оттуда руководитель и его помощники сопровождали собравшихся группами по два-три человека до квартиры, где проходила тренировка. На протяжении всего обучения один товарищ наблюдал на улице, чтобы увидеть, нет ли какой-либо опасности. Если замечалось что-то подозрительное, дежурный охранник подавал сигнал дежурному по квартире, который постоянно следил за охранником и его знаками. Интересно, что охранник на улице общался ночью с квартирой на пятом или шестом этаже дома, где проходили учения, разговаривал так же, как и матросы на своих боевых кораблях с помощью факелов, только вот вместо факелов там были фонарики и спички; каждый знак света имел свое значение. Благодаря этой организации члены смогли спокойно научиться обращаться с оружием.».[1]

По мере обучения и успехов учеников группы реорганизовывались. Лучшие боевики собирались в ударные штурмовые группы для стремительного занятия главных опорных пунктов оккупационных властей и буржуазного правительства – важных правительственных учреждений, почты, телеграфа, казарм, вокзала, мостов…

Кроме того, организовывались отряды Красного Креста. Помимо навыков оказания первой помощи члены этого курса обучения также в обязательном порядке обучались владению оружием: «Приказ Латвийского ВРК заключался в том, что во время восстания отряд Красного Креста является также боевой единицей, которая по возможности оказывает помощь тяжелораненым товарищам, но также участвует в боях. Члены Рижской организации СДЛ правильно поняли это указание, и во время восстания члены Красного Креста действовали в соответствии с указаниями Латвийского ВРК. Чтобы понять это, следует отметить, что условия на месте восстания несопоставимы с теми, что были на фронте. На фронте есть тыл, куда можно доставить пострадавшего в распоряжение врача. В момент восстания отсутствует большая часть тыла и нет пути к отступлению, остается только одно, идти вперед – победить или пасть, и в этой борьбе Красный Крест неразделим: оружие его членов должно работать не хуже, чем у первоклассных бойцов».[1]

Вот как систему обучения вспоминает Янис Спрогис (Коля): «Каждый боевик, а также санитар учился стрелять из винтовки, карабина, пистолета, пользоваться гранатами различных систем. Оружие для обучения боевиков я получал от Баярса (Крусттевс)[36]. Подготовкой медикаментов и перевязочного материала занимались М. Вейдере (Кришмус), Ц. Озолниека, А. Озолниека, И. Стрикис, М. Звирбуле (Байга) и другие товарищи. Военно-революционный комитет Риги организовал коллегию по обучению инструкторов боевых групп. Занятиями руководили латышские красные стрелки, перешедшие линию фронта. Санитаров-инструкторов обучали врачи».[37]