— Принеси сапоги и плащ, Шаффи, — приказал он, — у меня масса дел до наступления ночи.

— И вы уйдете из дома через маленькую заднюю дверь, не так ли? — хихикнул Шаффи. — Конечно… Это я называю осторожностью.

— Старая обезьяна, — прошипел Пилгрим, когда Шаффи удалился, волоча ноги, — однажды вышвырну тебя на улицу, а пока ты и твоя дьявольская память мне нужны!

Задняя дверца дома судебного пристава выходила на пустынную улочку, которую называли переулком Полуголовы, поскольку однажды там нашли труп мужчины, половина головы которого была снесена. С тех пор на стоящие там жалкие постройки, где даже уличные кошки не находили надежного убежища, обрушилось проклятие. Но мистер Пилгрим не страдал суеверием и ходил бы переулком, даже валяйся там десяток трупов. Покинув мрачный проулок, он углубился в лабиринт улочек, ведущих в квартал Патерностер-роу, и без колебаний отправился дальше. Он выбирал самые темные и узкие улочки, даже совершая ненужные и запутанные крюки. Улочки едва освещались, и судебному приставу было легко укрыться от нескромных взглядов. Он предпринимал неслыханные предосторожности, часто оборачивался или нырял в боковую улочку, чтобы через мгновение появиться вновь и продолжить путь. Это не помешало ему вдруг выйти из пустынной улицы прямо в шумную толпу.

Расклейщик афиш, чья двурогая шляпа выдавала служителя правосудия, стоял посреди толпы и отчаянно ругался, потрясая банкой с клеем и фонарем со свечой.

— Шестая афиша, которую срывают со стен! — вопил он. — Хуже того, какой-то гигантский дракон набросился на меня, когда я клеил седьмую афишу, стукнул так, что у меня из глаз посыпались искры, и вырвал из рук оставшиеся афиши.

— О чем они извещали? — потребовали голоса из толпы. — Может, о награде?

— Сорок фунтов тому, кто поможет схватить доктора Уинстона и его сына Джеймса, — сообщил расклейщик.

— Уинстон? Врач? Хороший человек. Помогает беднякам, — в толпе раздались угрожающие голоса.

— Это не мои заботы. Я только клею извещения и ничего больше, — осторожно ответил расклейщик.

— Хорошо, что у тебя их больше нет, крокодил. Хорошо, что их вырвали из твоих лап!

Мистер Пилгрим услышал крик ярости и боли, а потом увидел, как банка с клеем несется по воздуху, словно мяч. Он осторожно ретировался и выбрал другой путь, чтобы растаять тенью, как запоздалая призрачная птица.

Через некоторое время он оказался на одной из улиц Клеркенуэлла, где высились изысканные господские дома. Он нервно оглянулся. За ним никто не следил. Он взбежал по высокому крыльцу и деревянным молотком нанес несколько условных ударов. Дверь почти немедленно открылась. Глухой голос велел ему войти.

Мистер Пилгрим снял шляпу и последовал за почти невидимым слугой, который шел впереди, светя крохотным ночником.

— Ждите, — грубо сказал слуга, втолкнув судебного пристава в крохотный зал, где оставил его в темноте, не добавив ни единого слова.

Худющий Пилгрим закутался в плащ. В комнате было холодно и влажно. По коридорам дома носились ледяные сквозняки. Дверь открылась, и появился тусклый свет.

— Идите за мной, — злобно произнес слуга.

Мистер Пилгрим униженно поклонился.

Началось долгое шествие по коридорам, по ведущим вниз и вверх лестницам, мимо запущенного зимнего сада с отвратительными растениями. Наконец слуга распахнул широкую двухстворчатую дверь.

— Садись, Пилгрим!