«Откуда-то его несет?» – рассуждали они после очередного бесполезного дня. К концу июня вышли в среднее течение Унакана. Вечером встали на ночлег у ручья. Пока Артем, Данила и рабочий устраивали лагерь, Остаповский взял лоток.
– Пойду, вспомню молодость, попробую вон на том устьице, чем черт не шутит.
Побродив по берегу, он облюбовал небольшую террасочку, набрал скребком пробу. Подставил лоток под камень, с которого ручейком стекала вода, отмыл муть, сбрасывая гальку, довел шлих до серого и плавными движениями обнажил желобок лотка с черным шлихом. То, что он увидел, заставило его сесть на поваленное паводком дерево. «Грамма три, а то и все четыре, – прикинул он наметанным взглядом. – Мать честная! С лотка!» Он опасливо оглянулся, словно кто-то мог подсматривать из кустов и спугнуть долгожданную удачу. Вокруг – ни души. Только весело шумела холодная, прозрачная вода. Чуть ниже дымил костер, мужики готовили ужин. Остаповский поковырял веточкой золотинки, достал мешочек, аккуратно смыл в него шлих и взял новую пробу прямо из русла ручья. Промыл, откинул шлих от канавки лотка. Ему показалось, золота рыжело еще больше. Не сливая шлиха, он принес лоток к стоянке…
Остыли уха и чай, молочная белизна ночи начала розоветь, за дальними сопками заалело, а они все обсуждали находку, строили планы на ближайшие дни. Надо было капитально прошлиховать всю долину, опробовать соседние ручьи. Убедиться, что напали не на случайный карман.
– Мы с Василием займемся долиной, – сказал Рощин Даниле, – а ты двигай в верховья, поищи коренные выходы.
Данила быстро шел вдоль Унакана, осматривая берег. Долина постепенно сужалась, поворачивая влево, обнажая старое русло, справа начинались пологие сопки. Он остановился, решив попить чаю. Сбросил рюкзак, прислонил к нему карабин, достал консервную банку, зачерпнул из реки воды и быстро развел маленький костер. Пока закипала вода, рассматривал карту: у следующего ручья ему надо повернуть направо и подняться вверх. До ручья оставалось километров шесть. Вдыхая запах костерка, Данила думал, что судьба бросила ему вызов, и он этот вызов принял – они нашли золото и вернутся не с пустыми руками. Выпив три кружки сладкого чая, он взвалил на спину рюкзак, повесил на грудь карабин и, положив на него руки, двинулся дальше. Он уже поднимался по ручью, когда заметил впереди выход мощного разлома, в котором обнаружил видимое золото. До позднего вечера изучал участок, излазив сопку, набивая рюкзак пробами. Довольный, Данила вернулся в лагерь, решив на следующий день все еще раз хорошенько излазить. Рощина с Остаповским не было – с промывальщиком Степановым и рабочим Чебаковым они ушли в многодневку обследовать два других ручья, впадающих в Унакан.
Вечером Корякин по пути набрал рюкзак дикого лука. Он тоже был в приподнятом настроении.
– Пробы – закачаешься! Давай праздновать, начальник, – предложил Корякин, вываливая из рюкзака лук. – Проголодался.
– Проголодался он, – кольнул его взглядом мрачный мужик с веселой фамилией Вертипорох. – На день: банка тушенки, кукуруза, горох, галеты, а больше ни хрена. Рыбу лови.
– Завтра на охоту пойду! – Корякин взял мыло и направился к ручью.
– Охотник выискался, – язвительно буркнул вслед Вертипорох. – Чего ты акромя двух зайцев наохотил-то? Лупишь в белый свет, как в копейку.
– Это я-то? – Корякин остановился. – А ну, бросай шапку! – И он кинулся за карабином.
– В дерево попади. – Вертипорох ткнул пальцем в тоненькую лиственницу, метрах в тридцати. – Вон, сухонькая стоит, сбей.
Корякин коротко прицелил, но вместо выстрела раздался щелчок бойка.
– Опять! – выругался Корякин. – Вот так олень от меня ушел.
Он передернул затвор – и вновь мертвый удар бойка.
– Небось с Гражданской патроны, – усмехнулся Вертипорох.
Лежа на боку, он выдувал из костра искры, сплетая язычки пламени.
– Слышь, Корякин, – отвернул он от огня бородатое лицо, – а у твоего оленя нос какой был?
– Нос как нос, а что?