Глава 19

Утро последнего выходного дня мы с Верой провели лениво потягивая кофе. Точнее, я — кофе, сестра — горячий шоколад, целая упаковка которого всегда пряталась на одной из полок моей кухни специально для нее.

Ближе к обеду мы решили прогуляться по городу, чтобы найти хоть немного рождественского настроения. Ни у Веры, ни у меня его особо не было, даже несмотря на заставленные декором комнаты, снег за окном и соответствующие фильмы.

Уже на выходе из квартиры пришло сообщение от Ротчестера, что-то вроде: “по воскресеньям в зале не хватает тебя”. Вслед за ним прилетело еще одно: “И твоей прекрасной фигуры:)”

Это и смешило, и возмущало одновременно, добавляя к обычным мыслям воспоминания о той ночи. Пожалуй, после этого он вполне имел право на слова “прекрасная фигура”. Но это пришлось отбросить в сторону, оставить мысли и Кристиана Ротчестера на вечер.

Район, в котором находилась моя квартира, считался довольно хорошим, поэтому в парке неподалеку поставили каток, на который сестра долгими уговорами и щенячьими глазками меня затащила. Я чувствовала себя самой настоящей коровой на льду целый час, пока Вера только и успевала нарезать круги вокруг меня, катающейся около бортика. После катка с покрасневшими щеками и носом, мы опустились в небольшом кафе.

— Как твоя художественная школа? — спросила я, расслабленно откидываясь на диване со стаканом глинтвейна в руках. Вера пожала плечами.

— Нормально, мне нравится, — она почти полностью спряталась за кружкой с горячим шоколадом. — Ты приедешь на Рождество? — перевела тему сестра, делая вид, что ничего не произошло, — папа очень по тебе скучает.

— Наверное, приеду.

— Приезжай, мама обещала испечь твой любимый шоколадный торт, — голубые глаза заблестели, стирая появившуюся серьезность из-за вопроса о творчестве.

— Ты ведь знаешь, что можешь со всем со мной поделиться, да? — мягко спросила я, пытаясь не затрагивать расстраивающую ее тему, но при этом хоть немного поддержать. Вера молча кивнула, затем на какое-то время мы замолчали, молча, почти как утром, потягивая свои напитки.

— Если тебе не нравится какое-то дело, то ты просто берешь и бросаешь его? — внезапно спросила сестра.

— Смотря, что это за дело и для чего оно мне нужно, — ответила я, понимая, в чем крылась причина подавленного настроения. — Бывает так, что любимое дело надоедает, уходит по интересам на второй план, но это не значит, что его нужно бросать. Иногда просто отдых многое решает. Я очень часто хочу все бросить, потому что у меня не получается или получается хуже, чем я хотела, но это всего лишь один миг из многих. Любимое дело дает больше положительных эмоций, чем негативных. От любимого дела глаза горят, от идей разрывается голова, это больше, чем просто дело, — Вера жадно впитывала каждое слово, что-то для себя понимая или, наоборот, не запоминая ни слова, лишь пропуская их мимо ушей. В ее возрасте вполне нормально быть настолько переменчивой и непостоянной натурой, и я понимала ее колебания насчет всех возникающих интересов, мнений и стиля в одежде. Она искала себя, и это было прекрасно.

Вера так ничего и не ответила по этому поводу, переведя тему на более спокойную и безопасную, рассказывая, как она, мама и папа украшали дом к Рождеству, переругиваясь друг с другом, в попытках развесить елочные игрушки в правильном порядке, а потом поделить декор по комнатам, и этим окуная меня в воспоминания. Точно такие же, какие сейчас рисовались у сестры. С теми же словами, моментами, шутливыми ссорами и огромным теплом и уютом, который можно найти только дома.

Вечером я проводила сестру до такси, взяв с нее обещание позвонить, когда доберется, и попутно с этим набрав номер мамы, чтобы предупредить.