— Ни слова больше. Я не желаю слушать. Ты должна выбросить это из головы так же, как и я.
Гораздо позже, лежа в постели, после любви, он понял: о том, чтобы выбросить это из головы, не могло быть и речи. За словами еще можно уследить, а за мыслями нельзя, и в полной темени, рядом с теплой Мери, трудно было заглушить в себе горькое сопротивление. Долгие годы, подвергаясь неисчислимым опасностям, он работал, чтобы снова вернуться, купить Альвертон и ввести туда жену. Но теперь, в темном беспорядке ночных мыслей, ему казалось, что есть какая-то сила, направленная против него, она препятствует его возвращению, хочет разорвать святую нить семейственности, которая ему так дорога. Один раз он уже возвращался, но лишь для того, чтобы попасть в лапы к Сарлингу. Он освободился от него и теперь возвращался вновь — и вот, пожалуйста. С Сарлингом он сумел справиться, но Мери — другое дело. Против ее прямолинейной честности, когда она в отчаянии предложила ему свободу, у него — сейчас, по крайней мере — нет достойного оружия. Ему было бы в тысячу раз легче, не будь она столь искренней, не сходи она к врачу в Плимуте, оставь она свои сомнения при себе — тогда перед ним не стоял бы этот ультиматум. Они прожили бы годы, прежде чем все открылось бы. А потом? Что бы он сделал потом? Одному богу известно. Рейкс знал только одно: если нельзя вернуться в Альвертон хозяином, возвращаться туда не стоит вообще. Зачем ему это поместье и дети? Может быть, он чего-то боится? Знает, что сумеет спрятаться от страхов и забыть их только в Альвертоне? Неужели он и впрямь Фрэмптон, а не Рейкс и связался с Бернерсом не для того, чтобы отплатить за отца, снова обосноваться в Альвертоне и восстановить имя Рейксов, а лишь потому, что такова его натура? И все то время, когда он кричал, что работает на тихую деревенскую жизнь… неужели за этим скрывался тот чудовищный вызов, который заставляет людей презирать законы, обращать и себя, и свой ум против общества, потому что в обществе нет такого занятия, в которое они могли бы уйти с головой.
Глава 10
Белль выстирала белье, подвязки и чулки и повесила их в ванной на нейлоновой нити. Потом вымылась сама. Из спальни доносились звуки радио. Оставаясь одна, она включала его на ночь, чтобы меньше скучать. У порога спальни Белль сняла ночную рубашку, бросила ее в изножье кровати. Она хотела включить свет, как вдруг бесшумно отворилась входная дверь.
Белль невольно вздрогнула и вскрикнула от страха, сердце у нее лихорадочно забилось.
На пороге стояла женщина. Она тихо сказала:
— Простите, я не хотела вас испугать.
Белль не ответила. Она просто не в состоянии была говорить.
— Не волнуйтесь, — добавила женщина. — Никто не собирается делать вам ничего дурного. Накиньте халат и выйдите в гостиную.
— Кто вы? Как вы вошли? Зачем?!
— Так много вопросов… Но я все же отвечу на них, — улыбнулась женщина. — Наденьте что-нибудь и выходите.
Не сводя с нее глаз, Белль потянулась к халату. «Надо было закричать, — подумала она. — Почему я не закричала, вдруг бы кто-нибудь услыхал». Женщина наблюдала за ней с любезной улыбкой. Она была маленькая, очень изящная, в черно-белом клетчатом костюме, в очках в голубой оправе. Лет тридцати.
— Я бы позвонила, — добавила она, — но патрон сказал, что вы можете не открыть. Поэтому мы вошли сами. Извините, что испугала вас. На вашем месте я, наверное, закричала бы. Кстати, меня зовут Этель Саундерс. А там — Бенсон. Джон Бенсон.
Она подошла к Белль и по-дружески завязала пояс ее халата, положила руку ей на плечо и вывела в гостиную.
У картины с лошадьми уже стоял мужчина. Он отвернулся от холста и улыбнулся Белль, чуть заметно кивнул в сторону полотна:
— Я как-то был там и видел подобных лошадей. Картина вообще-то неважная. Надеюсь, мисс Виккерс, вы не очень сердитесь, что мы явились без приглашения?
— Конечно, сержусь, — ответила Белль, немного приходя в себя. — Так никто не делает. Чего же вы, в конце концов, хотите?
— Поговорить, — ответила Этель Саундерс. — Мы постараемся честно ответить на ваши вопросы, а потом кое-что расскажете вы сами. Давайте присядем, так будет удобнее.
Мужчина легонько подтолкнул Белль к стулу, заставил сесть.
— Я — Бенсон, а это — мисс Саундерс, мой секретарь, — сказал он. — Этого для вас пока достаточно. Дверь мы открыли вот чем. — Он достал связку ключей. Сверкнула белоснежная манжета, золотая запонка, улыбка осветила загорелое лицо. Он был уверен в себе, высок, опрятен, нетороплив… «Кажется, иностранец, — подумала Белль. — И волосы у него, по-моему, напомажены. Боже мой, зачем они пришли?»