— Это от гинеколога из Плимута.

На листке было отпечатано:

«Сообщаю результаты Вашего посещения моей клиники. Вспомните, что шесть лет назад у Вас был довольно опасный приступ аппендицита. Как я объяснил Вашим родителям, пришлось осушить большой гнойник в брюшной полости. Во время операции был удален аппендикс, а также правый яичник и большая часть правой фаллопиевой трубы… Эти чрезвычайные меры мы применили для того, чтобы спасти вашу жизнь. Я очень сожалею, но Ваши шансы на беременность при обычном зачатии очень невелики…»

Рейкс положил письмо на колени и взглянул на Мери. Он понимал, что она готова расплакаться, но борется со слезами. Его волной захлестнула жалость к ней и отчасти к самому себе, восхищение перед ее честностью, и он подумал, словно посмотрев на себя со стороны: «Если бы я знал, что такое любовь, и если бы действительно любил ее, то наплевал бы на это».

— Родители никогда тебе об этом не говорили? — спросил он.

— Только намеками. Я тогда как раз закончила школу. Операция как-то не запомнилась, а может быть, они сами не захотели, чтобы я знала обо всем.

— Это еще нужно проверить.

— Хочешь знать точно?

— К чему ты клонишь?

— Энди, ведь мы с тобой знаем наши чувства друг к другу. Давай начистоту — для тебя так много значит Альвертон и семья Рейксов. Тебе нужна женщина, которая заполнит дом твоими детьми. А я, наверно, не смогу этого сделать.

— Ну что ж, придется рискнуть… — Рейкс встал, подошел к Мери, взял ее за руку.

— Я понимаю, как много значат для тебя дети, и считаю, что не могу просить тебя решиться на такой шаг.

— За кого ты меня принимаешь? За конюха, который ходит по стойлам и выбирает кобылу для скрещивания? Думаешь, в самый первый раз у меня тоже были такие мысли?

— Нет, не думаю. Ты еще не загадывал так далеко вперед. Но сейчас все это перед тобой как на ладони: Альвертон, дети, двое мальчишек уезжают в Бланделл, как и все мужчины Рейксов. Думаешь, я не вижу? Думаешь, я не знаю, о чем ты размышлял тогда, сидя у реки… Ты видел себя с сыном, рассказывал ему о премудростях рыбной ловли и преимуществах жизни в деревне, о которых тебе поведал еще отец.

— Ну что ж, если у нас не будет сына, так тому и быть. Я просил твоей руки, и ты сказала «да». Так что же я, по-твоему, должен теперь делать? — Он бросил письмо ей на колени. — Что мне жаль, но придется купить другую кобылу? Да побойся бога!

— Нет, я не жду от тебя таких слов. Сейчас, во всяком случае. Но именно эти мысли придут к тебе позже. Ты не сможешь от них избавиться. Поэтому мне хочется, чтобы ты знал: я не держу тебя, Энди. Ты свободен.

— Не будь дурочкой, черт возьми! — Он встал, притянул ее к себе и обнял: — Думаешь, для меня что-нибудь значат слова какого-то лекаришки? Врачи, адвокаты — они ни черта не смыслят в своем деле.

Рейкс целовал ее глаза, прижимал к себе. Он понимал, чего ей все это стоит, понимал ее страх, понимал, что должен развеять его, и в то же время сознавал, что больше всего на свете хочет именно детей, собственных детей, с кровью Рейксов в жилах.

Все еще в его объятиях, она отвела лицо и посмотрела ему в глаза:

— Ты молодец, Энди. Но я говорю серьезно. Ты же знаешь, мне не до шуток, более того, я не хочу от тебя немедленных обещаний.