— А я могу взглянуть, о ком вы говорите? — колокольчиком прозвенел голосок гостьи.
Альберт Яковлевич чуть повернул голову назад, словно удивился, что слышит из-за спины чей-то голос, но кивнул директорам, приказывая удовлетворить просьбу жены.
Над столом генерального директора вновь возникла голограмма Стаса. В этот момент молодой человек сидел за пультом персонального вычислительного комплекса, но не работал, а мечтательно смотрел в потолок.
— Что скажешь? — поинтересовался у жены Альберт Яковлевич.
— Не производит он впечатление гения, — гостья с явным разочарованием пожала плечами.
— Согласен. — Альберт Яковлевич развернул кресло и поднялся. — Но, как правило, все гении его не производят… Пойдем, дорогая! Этот вопрос решен.
— Вы уж простите нас за инцидент! — в след ему поспешил извиниться Анатолий Михайлович. — Больше не повторится!
— Надеюсь! — кивнул Альберт Яковлевич. — Но не думайте больше о моем визите — работайте! Раз я здесь, значит, так было нужно.
На следующий день во время обеденного перерыва Стас не обнаружил в столовой Глеба Ивановича.
— А где наш руководитель? — поинтересовался молодой человек у Алексея Павловича.
— Видимо, не обедает. — Седой программист внимательно посмотрел на Стаса: — А вы разве ничего не слышали?
— Нет. — Стас честно пожал плечами. — А что?
— Глеба Ивановича снимают с должности и переводят в другой отдел. Вот у парня аппетит и пропал…
Какое-то время Стас еще мирно жевал, пока не вспомнил, что сам мог стать причиной перевода начальника. Получалось, его письмо добралось до начальника отдела? Так быстро? И Глеба понизили? Но за что: за то, что он отказался удовлетворить законную просьбу подчиненного или за то, что допустил обращение этого подчиненного к собственному начальнику? Тогда почему самому Стасу ничего не сказали? А что, если просто пока не успели? Что, если он вообще больше здесь не работал?
— Молодой совсем, место получил год назад, дрожал за него, боялся шагу ступить… — с сочувствием рассказывал Алексей Павлович. Он прервался, поймав взгляд Стаса. — А что вы так смотрите, Станислав? Хотите сказать, причастны?
— Не то чтобы…
Алексей Павлович неодобрительно покачал головой:
— В жизни нет ничего невозможного — каждый сам творец своего счастья. Но о некоторых шагах люди потом жалеют!
Стас встряхнулся. Жалеть нечего — он сделал то, что должен был сделать.
— Не знаю о чем вы — я поступил по совести.