— Нет, спасибо, я сама, — приняла она, наконец, решение. — К тому же осталось немного.

— Какие планы у тебя на время пребывания в городе?  

— Что ты имеешь в виду? — она была удивлена таким вопросом.

— Я подумал, ты захочешь, как можно скорее вернуться к своей прежней жизни, к своим животным.

— Я пока ещё не решила.

— Как знаешь, — пожал он плечам, — я просто спросил. Не хочу, чтобы моя племянница уехала слишком внезапно, забыв попрощаться.

Это был камень в её огород. Одиннадцать лет назад она именно так и поступила, а потом долгие годы жалела об этом.

«Может, стоило тогда прийти к нему, рассказать всё? — думала Лана. — Дядя обязательно бы выслушал, дал совет». Но она знала, почему не пошла — он бы отговорил её уезжать и она бы осталась. И весь тот ужас продолжился бы.

— Я никуда не собираюсь, по крайней мере, в ближайшие дни. Как твоя работа? — сменила она тему, и он сразу же попался на удочку, мастерски заброшенную Ланой         

— О, всё отлично! — его глаза сразу же загорелись. Так случалось всякий раз, стоило только заговорить о работе. — Появились новые находки, тебе бы не мешало зайти и взглянуть.

— Конечно, на днях... — честно пообещала Лана, убирая со стола посуду.

Весь город был в курсе его безграничной любви к своему делу. Музей был его детищем, его так и не обретённой семьёй. Он часами мог рассказывать о новых находках. Будучи профессором истории, он сочетал в себе два качества, которые кажется, были несовместимы: был отличным администратором и знатоком своего предмета. Он не только отлично руководил музеем, созданным прямо внутри закрытой шахты и персоналом, но и мог рассказать обо всём со знанием дела. Ян был высококлассным специалистом в своей области. И сейчас он что-то говорил ей о том, что изменилось за это время в музее: о новых планах по реконструкции помещения, о работниках, о финансировании и многом другом.

Лана не слушала, её голова была занята другим. Мыслями она была в соседней комнате, с дневником в руках.

— Мне пора... — сказал он, видимо заметив, что она последние десять минут витает в облаках — Я и так задержался.

Проводив его до машины, Лана помогла с пакетами.

— У тебя новая машина?

— Да вот, приобрёл пару лет назад, — сказал он и провёл ладонью по жемчужно-белому боку огромного кроссовера. — Нравиться?

Кивнув и попрощавшись, она вернулась в дом, и в нетерпении открыв тетрадь, предусмотрительно спрятанную под подушкой.

«29 января 1946 года. «Он мёртв! Но я мертва уже давно. Это мне наказание за что-то! Я не достойна быть счастливой! Я до сих пор ночами лежу без сна, вспоминая его прикосновения, запах... Теперь только кошмары стали моими постоянными спутниками. Не хочу вспоминать — слишком тяжело».

О ком писала Агата, так и осталось для неё загадкой. Никаких имён, никаких намёков. Возможно, речь шла о возлюбленном, только вот имени Лана так и не узнала. И следом новая дата 1965-ый год. Перерыв в двадцать два года! Она нахмурилась и тщательно изучила стыки страниц, опасаясь, что те были просто вырваны, но повреждений не нашла. Агата просто перестала писать до времени, когда родила девочку, Клару. Та была поздним ребёнком. Родила от человека, о котором даже не упомянула в своём дневнике. Агата стала той, о ком говорят: мать-одиночка за сорок.