Передо мной встал во всей красе извечный русский вопрос: Кто виноват и, что делать? Ехать в Апрелевку очень не хотелось. Я не помнил ни одного лица, ни одного имени ребят из своей группы. Возвращаться обратно тоже не вариант, так как результат будет тот же. Единственное, что могло прокатить у меня с натягом, это треснуться, обо что ни будь головой, на проходной апрелевского механического завода, размазать кровь по лицу и с истошным криком, что бы все сбежались, симулировать потерю памяти: тут помню, тут не помню. Паспорт у меня в кармане, авось Мишу Горбатова здесь узнают и расскажут мне, кто я есть такой, на самом деле. Калечиться хотелось еще меньше, чем приезжать. Ведь можно случайно перестараться и получить в реале то, что хотел симулировать. Да и себя, любимого, очень жалко. Было ясно одно: надо ехать на этом поезде до Москвы, тем более билет у меня до нее, а дальше посмотрим.

За окном стало уже совсем светло. Наручные часы выдали информацию: 05:37 11 07 2006. Стоял июль две тысячи шестого года. Каким-то образом надо было решать вопрос: где я? То ли неведомым образом очутился в своем собственном прошлом, то ли это совсем другая реальность, как говорят у профессиональных попаданцев, другая калька. Самым же неприятным был тот факт, что книги про попаданцев оказались не фантастикой, а заметками с мест реальных событий. Приемлемое решение этого вопроса я не видел. Самое простое для меня было бы, это позвонить самому себе прошлому и спросить, но останавливало три пришедших в последний момент на ум соображения: первое, что звонок стоил денег, а у меня их совсем немного. Второе: я не помнил в прошлом такого звонка, ну а в-третьих, эта информация в моей теперешней жизни, для меня, сердешного страдальца, ничего не меняла. Свою жизнь надо было начинать заново. Искать, где жить и где заново зарабатывать не плохую, уже полученную в прошлой жизни, заслуженную пенсию.

Надо было хотя бы немного поспать. Впереди будет очень тяжелый день. До прибытия в Москву, судя по расписанию, оставалось еще около пяти часов. Я лежал, закрыв глаза, но сна не было. Шок от свершившего попадания уже прошел, тем более я пока не мог, хоть что ни будь изменить. В мозгу крутились различные варианты, что дальше делать, куда приткнуться. Ясно было одно, что в никакую Апрелевку, я не, естественно, поеду. Там мне делать нечего. Учиться на токаря третьего разряда, при наличии в мозгах, хотя и подзабытого, но институтского образования это нонсенс. Тем более что одновременно с получением диплома о школьном образовании, в прошлой жизни, я получил свидетельство о том, что являюсь токарем четвертого разряда, заработанное упорным трудом в ШУТК (школьный учебный трудовой комбинат). Нужно было искать работу по специальности: Наладчик радиоэлектронного оборудования шестого разряда и Инженер конструктор компьютерных систем. Но кто же мне ее даст без "корочек"? Вторым препятствием, для получения желаемого, был мой возраст. Ну, кто, скажите мне всерьез, воспримет шестнадцатилетнего паренька из захолустья, закончившего школу при детском доме? Этот бедолага, наверное, с трудом читает по слогам и считает с калькулятором. А без калькулятора, он вообще полный ноль. Это была огромная Проблема для меня, и решение её в настоящее время, я не видел.

Тут сбоку послышалось покашливание. Это проснулся мой сосед по верхней полке, отец семейства, которое ехало в гости к старшему сыну в Дмитров. Парень оказался непревзойдённым мастером приготовления узбекского плова, который умудрялся из обыкновенных ингредиентов создать шедевр. Случайно попробовав его стряпню, хозяин местного ресторана был просто шокирован этим чудом, и сразу предложил работать на него. Вкус плова, приготовленного уроженцем Узбекистана, понравился многим, и это блюдо стало фирменным в меню, увеличив в несколько раз количество посетителей. Ресторатор оказался не жмотом, предложив своему новому повару хорошую зарплату. Это позволило парню снять однокомнатную квартиру, и пригласить приехать родителей в гости, чтобы похвастаться перед ними своими успехами в самостоятельной жизни.

Надев на голову традиционную тюбетейку, он также как и я спал одетым, только в отличие от меня в спортивный костюм, покашливая, отец семейства спустился вниз. Внизу его ждала уже проснувшаяся семья. Два брата были отправлены умываться, а его жена Зульфия опа, стала накрывать на столике нехитрый завтрак. Жители Узбекистана испокон веков считались земледельцами, и поэтому привычка просыпаться чуть свет всей семьёй, была у них в крови. Дехканину (земледелец в Узбекистане) нужно проснуться, когда еще темно, чтобы чуть только начнет светать, уже быть в поле или саду. Желательно успеть сделать большую часть дневной работы до того момента, когда полуденное солнце раскалит воздух так, что невозможно нормально дышать, а пот, заливающий глаза, делает тебя слепым. Только тогда можно сделать себе небольшое одолжение. Покрыв голову влажным носовым платком, придавив его тюбетейкой, посидеть с друзьями в маленькой чайхане, расположенной рядом с весело журчащим арыком, распространяющим благодатную прохладу. Неспеша выпить чайник ароматного чая, и дождавшись уменьшения полуденного зноя, выйти опять в поле, чтобы работать не разгибая спины до того момента, пока позволят наступившие сумерки. Нелёгкий труд дехканина передавался от деда к отцу, от отца к сыну и поэтому в народе на генетическом уровне закрепилось уважение к человеку труда, готовность помочь в любой жизненной ситуации, и негативное отношение к праздности и лени.

Заметив, что я тоже уже не сплю, мой сосед по верхней полку, подошёл к моей заправленной постели, на которой я лежал и, улыбнувшись, сказал:

— С добрым утром, сынок. Спускайся вниз. Раздели с нами наш скромный дастархан. Позавтракай вместе с моей семьёй.

О еде не хотелось даже думать, и поэтому, чтобы не обидеть своим отказом хорошего человека, предложившего от всего сердца, ответил, не подумав, на родном для него языке:

— Катта раҳмат, ота. Мен оч эмасман. (Большое спасибо отец. Я не хочу, есть.) — чем очень его удивил.

— Что же ты молчал, сынок, что так хорошо говоришь по-узбекски и знаешь язык? — спросил он.

Вот так и проваливаются разведчики и шпионы. Я не помнил, что раньше рассказывало ему мое тело и поэтому пришлось импровизировать на ходу:

— Я почти нечего не знаю по-узбекски. Просто со мной в комнате, в детском доме, жил мальчик из Узбекистана, который пытался научить нас, своих близких друзей, родному языку. Ну а я, как самый неспособный, смог запомнить только несколько расхожих фраз. Еще раз большое спасибо за приглашение, не буду вам мешать — проговорил я, спустившись с верхней полки, и вышел из купе.

Время до Москвы пролетело быстро, и вот сбавив скорость, вальяжно раскачиваясь, состав втянулся под крышу Казанского вокзала. Сердечно попрощавшись с попутчиками, и объяснив им, как они смогут добраться до Дмитрова, я выйдя на перрон и широко вдохнув особый воздух Столицы, вместе с многочисленной толпой приезжих направился к зданию вокзала.

Проследовав через зал ожидания и миновав открытые стеклянные двери, провинциал Миша Горбатов оказался на улице. Перед его взором развернулась, радуя гомоном многочисленных ярко одетых москвичей и гостей стольного града, знаменитая "площадь трех вокзалов", описанная во многих произведениях классиков литературы. Последний раз на ней я был ровно за три года до рождения этого тела. Мы, трое молодых специалистов, отправлялись учиться в Витебск на курсы по управлению и ремонту специальных роботехнических комплексов. А так как прямого авиасообщения не было, то делали пересадку в Москве. Говорят, что когда японские инженеры увидели эти комплексы в работе на выставке, то глаза у них стали больше, чем у героинь их аниме, настолько поразили их простота и надежность примененных технических решений. Не все так было плохо с техникой при Союзе, как любят сейчас порассуждать об этом разные "знатоки от техники", забывая при том, что первый человек в космосе был Наш.

Во время учебы в институте, от преподавателей я слышал одну занятную историю. Ведущая немецкая машиностроительная фирма решила для себя приобрести несколько станков для фигурной резки стального листа, и объявила тендер на их поставки. В финал вышла одна японская фирма и станкостроительный завод из Союза. Оба изделия удовлетворяли заказчика, и для принятия правильного решения было решено провести сравнительные испытания. Два станка установили рядом, подключив энергопитание. На изделие созданное гением японской технической мысли было просто приятно смотреть. От перемигивания разноцветных лампочек, сообщающих о состоянии многочисленных датчиков, невозможно было отвести глаз. Этот станок мог быть украшением любого производства. Изделие же отечественной промышленности было тяжело и надежно как танк, покрашенное в тот же самый зелёный защитный цвет. На передней панели было только два патрона с лампочками, закрытых разноцветными колпачками: зажженная зеленая лампочка означала, что станок работает, а красная что станок, почему то, не работает. Во время испытания оба станка одинаково быстро резали металл и не вызывали нареканий. Мнение комиссии склонялось к тому, что надо купить японца, тем более он был почти в два раза легче. Кто же, находясь в здравом уме, захочет возиться с лишней тяжестью? Но тут один из инженеров заказчика задал "детский" вопрос: "А что будет, если попытаться разрезать лист стали, чуть толще, чем допускают технические характеристики?" Начали с японца. Лист металла вставили в приемную щель и нажали кнопку ПУСК. Тут же на табло вспыхнула надпись: "превышена допустимая толщина металла, операция запрещена к выполнению, стоп". То же самое проделали с Союзным станком. Изделие Союзных станкостроителей оказалось полным идиотом, и разрезало все, что ему смогли просунуть в приемную щель. Как не издевались над ним немецкие инженеры, они так и не смогли зажечь красную лампочку, которой, может быть, там вообще не было, за ненадобностью. Немцы купили станки, сделанные в Союзе, и потом, как говорят, об этом никогда не жалели.

Вступив на Комсомольскую площадь, и повернув налево, я направился в сторону гостиницы Ленинградская. Захотелось, есть, а на вокзале это делать, по возможности, не следовало. В мое время, да и сейчас, наверное, здесь торговали, в основном тем, что в других местах вряд ли продали. В одном из домов, прилегавшем к правой стороне гостиницы, во время моей юности, был магазинчик полуфабрикатов, в котором можно было отведать чудесных блинчиков с мясом и запить все это горячим сладким кофе с молоком. Туда мне сейчас было и надо. Перейдя улицу, я подошел к заветной стеклянной двери, где меня ждал полный облом. Над ней, вместо вожделенной вывески "Кулинария" было написано "Вино и Сигареты". Естественно никакими блинчиками с кофе здесь даже и не пахло. Пришлось утолять свой голод неистребимой шаурмой, продаваемой на ближайшей станции электрички. Получив соответствующее количество калорий, мой мозг выдал решение, которое возможно позволит устроиться мне в этом мире. Я вспомнил Владимира Моисеевича.

Владимир Моисеевич был одним из руководителей специального московского НИИ. С моим бывшем шефом они познакомились по работе, а спустя несколько лет, распив энное количество бутылок армянского коньяка стали настоящими друзьями. Я повстречался с ним, когда он приезжал посмотреть, как работает фирма его друга. В то время, во время разработки нового изделия, которым занимался я на фирме, возникли некоторые трудности, и поэтому мой шеф решил познакомить меня с Владимиром Моисеевичем, чтобы он, по дружбе, помог с решением.

Сейчас, если он существует в этом мире, то должен является хозяином небольшой фирмы в городе Тула, которая работает на министерство обороны, а значит мне туда дорога. Тем более, что электрички до этого города отправлялись с той самой станции, где я ел шаурму.

Мне повезло: до отправления очередного электропоезда оставалось всего около двадцати минут, и поэтому вскоре с купленным билетом и бутылкой минеральной воды в дорогу, я уже сидел у окна. Ехать было около трех часов. Заняться было нечем, и поэтому я опять углубился в воспоминания, что с каждым разом мне становилось делать всё легче и легче.

Работа в секретном НИИ была престижна и высокооплачиваема. Отдел, которым руководил Владимир Моисеевич, полностью работал на оборону, и поэтому вопрос с финансированием никогда не возникал. Проблемы начались в конце восьмидесятых, когда "вероятный противник" заявил, что Союз осознал все свои ошибки и начал движение в правильном направлении демократизации и гласности. Ради достижения этой благой цели, он не пожалеет ничего, и с удовольствием поможет в этом "святом деле", крича с каждой трибуны о мудрости новоизбранного руководства Страны. Замысел воплотился на все сто процентов. После развала Союза развалилось и НИИ, так как все заботы об обороне брал на себя бывший "вероятный противник", который превратился в "лучшего друга". Главной заботой нового Государства — сателлита, по словам "лучшего друга", стало понять и принять моральные ценности западной цивилизации, а обо всём остальном он позаботиться сам. Владимир Моисеевич переехал в город Тулу, где с помощью бывших сотрудников распущенного отдела, создал свою фирму, которая начала клепать ширпотреб на радость трудовому народу. В конце девяностых годов стало всем ясно, что с принятием западных ценностей возникли проблемы. По не понятной для запада причине, в большинстве своем, народ России не хотел их принимать, да и страна перестала двигаться в том направлении, куда ее с любовью подталкивал "лучший друг". После всего этого "лучший друг" страшно обиделся и опять переквалифицировался в "вероятного противника", а фирма Владимира Моисеевича подписала выгодный контракт с министерством обороны.