Глава 1 Пробуждение

Вагон последний раз дернулся, скрипнув тормозами и состав остановился. Вокруг наступила оглушительная тишина. Тишина тоже может быть оглушительной. За время поездки в поезде пассажир привыкает к множеству постоянных звуков: перестуку вагонных колес, разговорам и смеху соседей по купе, шуму проходящих встречных поездов, гудкам тепловозов. Когда же состав останавливается на перегоне в ночи со спящими в вагоне пассажирами, то внезапно наступает особая тишина: тишина, которая может оглушить.

Последний толчок вагона и полное безмолвие меня разбудили. Было так тихо, что даже было слышно, как в унисон сопят носами два десятилетних брата-близнеца, разделившие между собой спальное место под моей верхней полкой. В купе, вместе со мной, ехала узбекская семья в гости к старшему сыну, нашедшему хорошую работу и жилье в России. Лежа на спине, под мёртво синем светом ночника и уставившись в потолок, еще не полностью открытыми со сна глазами, я усиленно пытался вспомнить, что же мне все-таки снилось. А снилась мне всякая чушь. Как известно, человек помнит в основном то, что он видел перед самым своим пробуждением. В моем мозгу остались обрывки ярких снов, напоминающих кадры из японских аниме, с грудастыми школьницами старших классов, остроухими эльфийками, хвостатыми демоницами и прочей нечестью. Почему-то отдельно запомнился образ миловидной четырнадцатилетней тинэйджерки, с золотистыми волосами ниже плеч. Она была одета в короткое летнее стильное платьице с гламурным пояском. А так же всплыла последняя, совершенно идиотская мысль, пришедшая мне в моем сне перед самым пробуждением, что это было моё собственное отражение в огромном зеркале.

"Чего только не сниться приличным людям по ночам", — подумал я, переворачиваясь на бок и поудобнее подкладывая под голову подушку. Нечего особенно страшного и противного не привиделось, а на всякую ерунду не стоит и заострять своё внимание. Тем более, что чем больше времени проходило с момента пробуждения, тем картинки сновидений становились все тусклее и тусклее. Память покрывалась легкой дымкой, и мозг воспринимал их как обыкновенный ночной кошмар, который надо благополучно поскорее забыть: чем раньше, тем лучше.

Вагон опять мягко, со скрипом, качнуло, и колёса вновь начали свой бесконечный перестук, сначала медленно, а затем все убыстряя и убыстряя темп. Поезд снова был в пути, приближаясь с каждым перестуком к станции своего назначения.

"Все нормально, — подумал я, широко зевая. — Раз состав снова в пути, значит, неисправностей и непредвиденных случайностей удалось избежать. Мне тоже надо побыстрее заснуть, чтобы новым сновидением перебить предыдущую муть". Закрыв глаза и улегшись поудобней, я уже снова начал дремать, когда мой организм прозрачно мне намекнул что, неплохо было бы сходить в туалет. Вставать, и идти в конец вагона было откровенно лень, и я попытался с ним договориться, что утром, как только проснусь, то решу все его потребности и исполню все его желания. Но своенравный организм на провокации не поддавался, а только усиливал и усиливал давление на меня. Делать нечего. Пришлось идти, благо одеваться мне не пришлось. Я, по моей давней привычке поездки в поездах, спал в джинсах и безрукавке поверх одеяла. Аккуратно спустившись с верхней полки, чтобы не разбудить соседей, я вышел в коридор и проследовал в туалет. Вагон спал. Тускло горело дежурное освещение. Мои дешёвые китайские электронные часы на левой руке показывали два часа ночи. Час быка, как говорили древние. Самое тяжелое время суток. В армии смену караула в это время называли собакой. В связи с полным отсутствием посетителей, очереди не было, и заведение было свободно. Выполнив основное требование непреклонного антагониста, спустив воду и помыв руки в умывальнике, я мимолетом глянул на себя в зеркало. В этот же самый момент меня всего пробил холодный пот, отказали ноги и моя худосочная задница со страшной силой грохнулась на сидушку унитаза. Из зеркала на меня смотрел незнакомый молодой симпатичный парень.

Когда первый шок прошёл, я с трудом смог подняться на ноги. В зеркале отражался всё тот же незнакомец, одетый в ту же самую одежду, которая была на мне. Повторяющий за мной все мои движения. А самое страшное было то, что мой мозг ни под каким соусом не хотел давать мне ответы на мои элементарные вопросы: кто я такой, куда я еду, и вообще какого черта я забыл в этом поезде?

Время шло, а прояснение не наступало. Я ведь кое-что помню. Сегодня ночью я же вспомнил узбекскую семью, разделившую со мной купе, хотя точно не помню когда они сели в поезд? Когда я сам, и на какой станции освоил верхнюю полку? Рассуждать о глобальных проблемах в туалете, сидя на унитазе, было привычно, но не совсем удобно и поэтому я решил сменить дислокацию. Самым удобным местом виделась моя верхняя полка в купе и поэтому, принимая все меры максимальной предосторожности, что бы не разбудить соседей, я пробрался на нее. Первое, что мне попалась на глаза когда, я расположился на своём спальном месте, была голубая куртка от моего джинсового костюма с лейблом LEVI STRAUS made in IWANOWO. В её внутреннем кармане лежал Российский паспорт. Под светом ночника с фотографии документа определяющего личность нахально глядел давешний незнакомец из зеркала. Из пояснительных надписей рядом с фотографией можно было выяснить, что зовут незнакомца Горбатов Михаил Сергеевич 1990 г рождения. В голове промелькнула мысль: хорошо хоть Горбатов, а не Горбачёв. И сразу после этого в памяти всплыло лицо отставного военного, моего отца, который последними словами ругает антиалкогольный закон и его инициатора товарища М. С.Горбачёва. Отец, военный пенсионер, ни в молодости, ни в старшие годы, старался не злоупотреблять дома народным русским словом, особенно в присутствии сына, но когда слышал фамилию Горбачёв, терял дар владения великим и могучим, а на языке оставался только непечатный. Всплыло в памяти лицо моей мамы, учительницы русского языка и литературы, с укором глядящей на отца и качавшей головой. Так лицо за лицом, событие за событием, факт за фактом, как канцелярские скрепки, вытягивающиеся из коробки в виде цепочки, сцепляясь и перекручиваясь, из неведомых глубин мозга стала проступать моя прежняя жизнь.

Родился я день в день ровно за год до знаменитого полета Ю. Гагарина в столице одной из союзных республик. Одно из самых острых воспоминаний детства, это Ташкентское землетрясение, при котором я едва не погиб. В последний момент, прежде чем рухнул наш барак, в котором у нашей семьи была отдельная комната, меня спящего успели вытащить на улицу. Запомнилось всеобщее единение. Не было чужой боли и несчастья. Для всех, это была общая трагедия. Весь город жил как одна большая семья. Большинство зданий было разрушено, и люди ютились в палатках. Остатки зданий, построенных в основном из самана (глина с соломой и тростником), ровняли танками, повернув башню назад. Для города не было чужих детей, все дети были родными. В результате случившегося катаклизма лопнул трубопровод, и в низине образовалась лужа. Для меня и моих друзей это было целое озеро, в котором мы плескались с утра до вечера, пока оно не высохло. Проходя мимо палаточного городка, мы всегда слышали от незнакомых нам людей, приглашение зайти к ним в палатку, выпить стакан компоту или съесть кусок свежей, ещё тёплой, лепёшки с медом. Палаточный городок это целый мир: в палатках жили семьи из разрушенных домов, принимались экзамены у студентов, работали столовые, бани, парикмахерские. Попытка вручить деньги мастеру за стрижку воспринималось как оскорбление. Слово воровство было незнакомо. Весь Союз помогал возродить город. Летом детей посадили в самолеты и повезли бесплатно в другие республики на отдых в пионерские лагеря. Столица поднималась и хорошела на глазах. Жизнь возвращалась в привычное русло. Спустя какое-то время родители получили ключи от квартиры в одной из новостроек, а когда мне исполнилось семь лет, я пошел в первый класс только что построенной новенькой школы.

Детство продолжалось нормально и без эксцессов. Я, как все учился, прогуливал уроки, влюблялся в красивых девочек, дрался. Беда пришла, откуда и не ждал: в третьем классе я заболел страшной болезнью. У меня полностью атрофировалось чувство зависти. А зависть, по мнению оборотистых людей, это основное чувство человека — двигатель прогресса всего человечества. По детскому скудоумию, я не придал этому факту никакого значения. Зачем завидовать, если у меня было развито чувство фантазии соизмеримое с современной технологией полного погружения. Стоило чуть-чуть прикрыть глаза, как любое мое желание немедленно исполнялось в фантазийном мире. С придумыванием новых сюжетов у меня было туговато, зато к этому времени я причитал гору приключенческих и сказочных книг. Не было ни одного сюжета, где бы я не побывал вместе с одним из главных героев: гулял с Незнайкой по луне, помогал капитану Немо, учился у Сайреса Смита. Жить было интересно и здорово, но болезнь продолжала незаметно подтачивать меня и разрушать неокрепший детский организм. Поэтому к окончанию школы я обзавелся четырьмя "смертными грехами".

Первый грех, это прямое осложнение после болезни: равнодушное отношение к деньгам. Они мне стали совершенно безразличны и нужны были лишь для того чтобы просто жить. Деньги же, такое отношение к себе, не прощают никому и некогда. Так что, если они у меня и водились, то старались быстрее со мной расстаться, не оставаясь на постоянное место жительство.

Второй грех, это сопереживание: не оставаться равнодушным к трудностям других людей, пытаться помочь им, чем только возможно. Некоторые психологи рекомендуют для снятия своего стрессового состояния смотреть фильмы катастрофы или фильмы ужасов. Мол, ваши неприятности, по сравнению со страданиями героев, сущие пустяки. Со мной этот фокус никогда не проходил. Я переживал за них больше, чем они сами за себя.

Третий грех, это элементарная порядочность, которую воспитали у меня родители. Наверное, никто и никогда не заставит меня делать подлости другим людям, или дать, по возможности сослуживцу, пинком под зад, чтобы отбросить его и занять освободившееся место у денежной кормушки.

Четвертый грех, это обыкновенная русская лень. Пытались родители избавить меня от этого греха, лечили разными методами и технологиями, но заметных успехов в этом деле не добились. Правду в народе говорят: "Неистребима ты лень, Матушка".

В школе учился я хорошо и поэтому легко поступил в институт, и даже умудрился проучиться в нем целых три года. Все было хорошо: жизнь была прекрасна и удивительна, сокурсницы просто обворожительны, но здесь в мою счастливую судьбу вмешался четвёртый грех. С треском провалив очередную сессию, я был отчислен и попал в заботливые руки людей в зелёном, которые опечаленные моим грешным состоянием отправили на лечение в стольный град Москву. Служить, в связи со своим неполным зрением, потерянным за чтением книг, попал в самые элитные войска Советской Армии, о которых вероятный противник говорил со страхом: это такие звери, что им даже бояться доверять в руки оружие, а два бойца вооруженные БСЛ (большая саперная лопата) заменяют по производительности двух кубовый экскаватор. Служба медом не казалась, но прошла ровно: было плохое и хорошее. Что было плохо, со временем забылось, а хорошее помниться и сейчас. Пройдя полный двухгодичный курс лечения, я вернулся в родные пенаты. Жизнь вернулась в прежнее русло: восстановился в институте на заочном факультете. Видно лечение оказалось успешным, потому что залетов больше не было. Устроился работать на предприятие союзного значения. На одной из заводских вечеринок встретил девушку своей мечты, сестру моего сослуживца. Сыграли свадьбу, родилась дочь. Продукция предприятия в Союзе пользовалась большой популярностью у людей в зелёном и поэтому на счетах у него всегда были большие деньги, что означало хорошие зарплаты. Предприятие не жалело денег на строительство жилья для своих сотрудников. И поэтому, как молодой ценный специалист и молодой отец, через год я получил квартиру. Будущее было радужным. Как говорил один киногерой: хороший дом, красивая жена, что еще нужно человеку, что бы встретить старость? Этого, к сожалению, не произошло. Случился девяносто первый год.

Трое из руководителей, некогда самой огромной страны, почему то решили, что неправильно жить большой семьей, в которой старшие братья, как они говорили, постоянно объедают младших. И поэтому, чтобы это пресечь, необходимо всем разбежаться по коммунальным территориям. Одно большое сильное Государство, которое уважали и опасались во всем мире, в один момент превратилось в пятнадцать маленьких независимых государств, которых и на карте не сразу найдёшь. На вопрос, почему независимых? Умные люди отвечают: от них теперь почти нечего не зависит. И эти государства, стройными рядами, в меру своего понимания, сил и возможностей, рванули из темного социалистического прошлого в светлое капиталистическое будущее. С моими грехами в Союзе можно было спокойно жить, и просто радоваться жизни. А при нынешнем положении дел, эти четыре греха, как четыре гвоздя, забитые в бренное тело, не пускали мою тушку в счастливый капиталистический рай.

Мне повезло с Родиной. Здесь живут открытые трудолюбивые люди, готовые помочь просто так от широты души, а не за отдельное спасибо и поэтому они, как могли, сопротивлялись новым реалиям жизни. Государство оказалось в числе отстающих в этом забеге. Новые моральные ценности и нормы жизни прививались с трудом. Но напор реалий оказался очень сильный, и поэтому все чаще можно было услышать от водителя остановленной попутной машины, вместо дружеского предложения: "Куда подбросить, Брат? Вопрос — Сколько заплатишь, Брат?"

Маленькому государству не нужны огромные предприятия, тем более работающие на военных. Вот и производство, на котором я работал, со временем стало уменьшаться, как шагреневая кожа, а потом и вовсе закрылось. Высококлассные специалисты разъехались кто куда: кто в Россию, а кто и на историческую Родину. Один из бывших руководителей предприятия создал небольшую частную фирму по профилю закрывшегося производства и пригласил меня устроиться к нему на работу. Условия труда и оплата меня удовлетворили. Я принял это заманчивое предложение и проработал здесь до самой пенсии. Дочка уехала учиться в Россию, вышла там замуж и осталась. Пока была жива супруга, приезжала несколько раз с мужем и внучкой, а после смерти только звонила, предлагала продать квартиру и перебраться к ним. Меня же сейчас эта перспектива не особенно вдохновляла. А дальше, я рассуждал, видно будет. Последнее, что всплыло в моей ущербной памяти было то, что я, получив очередную пенсию, устроил себе праздничный ужин с просмотром по телевизору усов знаменитого пятничного телеведущего. Сел за сервированный в зале стол, взял в руки вилку, а дальше темнота…

Я лежал на верхней полке, упёршись взглядом в потолок, слушая нескончаемую барабанную дробь колес. Выжать, хоть что ни будь значимое из памяти, о моей прошлой жизни, больше не удавалось. Всплывали какие-то малозначительные детали, события, лица. Оставался главный вопрос: почему я оказался в этом теле, и как мне вообще угораздило стать попаданцем? Больше всего меня напрягало то, что я почти ничего путного не помнил о жизни своего нового молодого тела. Единственное, что мне было доподлинно известно, это сведенья о родителях Миши. Они являлись профессиональными алконавтами, и чтобы сын не мешал им, по жизни, заниматься любимым делом, их лишили родительских прав, а Мишу, в трехлетнем возрасте, передали в заботливые руки государства. До шестнадцати лет он, то есть я, жил в детском доме, где и получил паспорт, скорее всего вместе с фамилией. В сопроводительных документах, найденных в багаже, который, представлял из себя дешёвую спортивную сумку, было сказано, что Горбатов М.С., получивший неполное среднее образование в школе № 3, проживающий в детском доме города Бузулук, направляется в город Апрелевка московский области, для поступления в техническое училище, при апрелевском механическом заводе. Там же в сумке, в документах нашлась медицинская справка о том, что в момент отправки группы, Горбатов М.С. был болен и поэтому до места учебы добирается самостоятельно. Это была вся доступная информация.