Глава 4

Я проснулся от назойливой трели сотового. Телефон нахально трезвонил прямо рядом с ухом. Я пошарил рядом, но Наташу не обнаружил. Удивившись, я кое-как нашёл очки, и увидел записку, гласившую: "Ушла к Гале, у неё муж сбежал. Буду вечером, еды нет, так что как-нибудь сам". Вот блин. Ладно, приготовлю блинов себе. Телефон тем временем издал последний писк, и затих. Теперь эта сволочь будет опять орать только через пятнадцать минут. Я кое-как продрал глаза и понуро поплёлся в ванную. То ли давление изменилось, то ли что ещё, но в это утро я себя чувствовал совершенно похабно — будто до этого не спал трое суток.

Телефон зазвонил ещё раз — я взглянул и обомлел — звонили родители. А ведь я сволочь — за почти неделю так и не вспомнил даже о папе с мамой. А они, небось, беспокоились. Хотя, если они хоть капельку походят на моих родителей в ТОМ мире (а они и должны походить, ведь точка бифуркации была значительно позже их рождения), то особо беспокоиться они не должны. Я поднял трубку:

— Привет, сынок.

— Привет, па. Как дела?

— Нормально. Тут мать летит в Стокгольм через вас, хочет остановиться на пару дней. Говорит, по сыну с дочкой соскучилась, три года не видела. У тебя как дела? Мозги не вытекли ещё?

— Да не должны были — да, это мои родители. Язвительные, принимающие минимальное участие в моей жизни. ТАМ их забота обо мне кончилась с моим заявлением о том, что отныне я зарабатываю себе сам на жизнь. Мама вздохнула с облегчением, и даже поцеловала меня в щёку. Я, помнится, от такого выражения материнской любви аж ошалел. Обычно-то я слышал одёргивания и крикливые наставления типа "Закрой дверь!" "Вынеси мусор!", "Вымой полы, и протри пыль со шкафа, свинья!".

— Хорошо, что не вытекли. Когда защита? Тебе не кажется, что ты слишком долго возишься всего лишь с кандидатской? Когда я защищал докторскую… — ну, началось. Можно отложить трубку в сторону, это минут на пять. Отец опять начнёт читать нравоучения по поводу того, что надо спешить жить, что нужно всё делать чётко и рассчитано, что нужно иметь план жизни на ближайшие пятнадцать лет, и что надо уже жениться, и заводить детей.

— Па-а-п, погоди. У меня новость, ты скоро будешь дедушкой!

— Каким ещё дедушкой? Наташа твоя беременна?

— Ну да. Ты не рад?

— Рад, конечно. Только когда свадьба-то? Нам приехать надо, и вообще, вы решили, где будете праздновать? У нас или в Питере?

Ага, тут фрондирующая местечковая интеллигенция Ленинград называют Питером. У нас — наоборот, всё больше и больше молодёжи называют Петербург — Ленинградом, в пику… не знаю уж чему, но явно в пику.

— Сам не решил…

— Опять за тебя будет баба решать? Что за мужик такой уродился, ничего сам решить не может. На хоккей его отдал, фигуристом стал, как педик какой-то, и всё равно, там ничего не смог добиться! Когда ты уже начнёшь быть мужчиной, а?

— Ну хватит на меня уже орать — начал я заводиться не на шутку. Каждый разговор с отцом заканчивается одинаково — мы ругаемся, а через полчаса обмениваемся смс-ками с взаимными извинениями.

— Не смей так с отцом разговаривать… — я бросил трубку. Надоело, ей-же Б-гу. Тут телефон вновь начал вибрировать.

— Я тебе что говорил? Не смей бросать трубку! Я не договорил! Мать твоя завтра прилетает до двадцать второго. Если вы там планируете свадьбу, пусть поможет вам. Твоя Наташа всё равно ничего решить не сможет. Вот предлагал же тебе нормальную казахскую или еврейскую невесту найти, нет, русскую нашёл… — и я окончательно выключил телефон. Когда в отце просыпаются угнетённые русскими империалистами кочевые и семитские предки — это туши свет. А ведь, казалось бы, здесь, в Советском Союзе, у нормального советского историка такого не должно быть. Наверное, это кроется где-то в глубине души. Тут меня внезапно обуял интерес — а кем тут мой отец является? — и я залез в Паутину, на "поиск. сср". Результат меня не очень удивил — членкор АН СССР, доктор исторических наук… всё было почти так же, кроме темы исследований… ТАМ отец занимался потребкооперацией тридцатых годов. А тут — репрессии тех же тридцатых, и, что меня переполнило гордостью за родителя — его перу (в соавторстве с Сахаровым, его оппонентом ТАМ) принадлежала крупнейшая монография, посвящённая личности Лаврентия Берии. Оказалось, что фактически, именно Сахарову и отцу этот мир обязан резкому обелению образа маршала. После этого, разумеется, подчистили и образ Сталина, но Берия… Такого от отца я не ожидал. Да, я знал его крайне положительное отношение к генералиссимусу и его первому маршалу — мы часто в своё время беседовали по этому поводу. Но отец всегда был… скажем так, идущим в струе мэйнстрима. И он никогда не пошёл бы против официальной исторической точки зрения. Видать, тут что-то изменило его…

Не успел я закрыть входную дверь, вернувшись из магазина, как телефон зазвонил вновь. Я, заковыристо выругавшись, аккуратно поставил лоток с яйцами на обувную полку и посмотрел на экран. Что-то сегодня родственники как с ума посходили — звонят и звонят. Хотя в этот раз звонила моя любимая тётя Света. Можно сказать, что мне повезло — у меня было две матери. Тётя Света — отцовская старшая сестра, и она незамужем. Фактически, всё моё детство, возилась и воспитывала меня она, так как у родителей не было времени — на дворе стояли трижды благословенные девяностые. Она ТАМ даже была на моей защите диплома. Отец не смог приехать, так как заседал в очередном научном совете, а мать… Мама была занята бизнесом.