– С малышом все хорошо, Эрика, – улыбается медсестра. – Здоровый и крепкий бутуз.

В палату входит Анна, присаживается на краешек кровати и сжимает мою руку. – Эрика, дорогая, ребенка сейчас принесут. Он знакомится с отцом. Ох, видела бы ты своего мужа. Его трясло, когда мы положили сына ему на руки, – смеется подруга.

Откидываюсь на подушки. Из глаз слезы градом, и одновременно смеюсь, смахивая их руками. Наверное, издалека я похожа на безумную.

– С Генрихом все хорошо, да? Никаких осложнений? Какого цвета его волосики? Сколько весит? – засыпаю Анну вопросами.

– Твой сын похож на тебя, Эрика. Он блондин, – улыбается Анна. – Вес три килограмма триста грамм. Тебя сейчас нужно осмотреть.

– Я чувствую себя прекрасно…

– Возможно, но не стоит спорить. Во время родов мы пережили несколько очень волнительных часов. Особенно в конце. А уж когда ты потеряла сознание… Бедный Давид, все эти часы он провел возле твоей двери. Ты почти не кричала, но от этого ему было не легче. Потом закричал ребенок, Давид вошел, а ты без сознания… Мне показалось что у него будет нервный срыв. Он безумно тебя любит. Это такое счастье…

– Я почти ничего не помню, – меня снова душат слезы.

– И слава Богу. Главное, что сейчас все хорошо.

– Спасибо.

После осмотра наконец заходит Давид, на его руках наш сын, и от этой картины у меня сжимается сердце. Анна тихонечко выходит, чтобы не мешать нам.

– Эрика… – голос Бахрамова почти неузнаваем, настолько тяжелый, низкий. – Я не знаю, что сказать. Черт… Такой момент, а я чувствую себя идиотом.

– Постарайся хотя бы не чертыхаться, – улыбаюсь сквозь пелену слез. – Рановато Генриху учить такие словечки.

– Да, точно. Детка, я не знаю, тебе, наверное, уже доложили, что я чуть с ума не сошел.

Давид подходит к моей кровати.

– Да, сказали, что валялся в обмороке.

– Точно. Мне так стыдно, – усмехается Бахрамов.

А я любуюсь своим красивым мужем и думаю о том, что только абсолютно уверенный в себе мужчина может ответить так, признать даже вымысел, покушающийся на его мужественный образ. Но Давиду на это плевать. Нет нужды доказывать свою гендерную принадлежность. Она сквозит во всем. Всей душой надеюсь, что наш сын будет похож на отца.

Давид протягивает мне маленький сладкий комочек в голубом костюмчике, голубых пинетках и сердце заходится от любви. Оглушающей, которая накрывает мгновенно, как цунами. Пока была беременна – думала, что люблю своего малыша. Но то что чувствую сейчас не идет ни в какое сравнение. Прижимаю маленький сверток к груди, касаюсь губами головки ребенка, осторожно трогаю маленькие пальчики на ножках, затем на ручках.

– Мой сыночек, – шепчу нежно, целуя. Хочется делать это снова и снова. Как же трудно сдерживаться. Нежно прижимаю к себе сына, и тут раздается стук в дверь.