Джейн не выбросила вторую записку, а куда-то положила ее и теперь не может найти. Несмотря на испуг, она никому о ней не рассказала. У нее на этот счет было только одно объяснение: шутка или месть студента. Тот, кто написал «Ты такая красивая», остался недоволен отсутствием какой-либо реакции с ее стороны и решил испробовать кое-что посильнее. Лучшим ответом было бездействие. Она перебрала в памяти всех студентов, которым поставила плохие оценки. Но это вполне мог оказаться студент с другого курса. Она вспомнила даже тех выпускников, которые не смогли устроиться на работу. Что касается аспирантов, то они вряд ли станут заниматься подобными играми. Да и потом, в прошлом году не она распределяла часы.

— Кроме студентов, кто еще хотел бы вам отомстить? Отвергнутый любовник, к примеру?

— О нет.

Во время лекции, глядя на студентов, Джейн постоянно задавала себе вопрос, кто из них мог быть автором посланий, и это омрачало ей занятия. Она была уверена, что скоро появится еще одна записка, и постоянно нервничала, забирая свою корреспонденцию. Больше того, она уже даже хотела найти сложенный листок бумаги в ящике: настолько невыносимым казалось ей ожидание.

— Это напоминает мне, — сказал инспектор, — историю об одном типе, которого по ночам будил сосед, когда возвращался пьяным домой и бросал на пол возле кровати свои ботинки. Вы знаете эту историю?

Инспектор Тайт села, откинувшись на спинку стула и убрав руки с клавиатуры.

— В конце концов он предъявил претензии соседу, и тот пообещал ему быть поаккуратнее. На следующую ночь пьяница, вернувшись домой, бросил с размаху один ботинок и тут же вспомнил про своего спящего соседа. Он осторожно снял второй ботинок и бесшумно поставил его рядом с первым. Через час в дверь пьяницы позвонили. Проснувшись, он открывает и видит на пороге расстроенного соседа снизу, который умоляет его бросить наконец второй ботинок!

Инспектор расхохотался. Джейн вежливо улыбнулась.

— Да, что-то вроде этого. Наступили каникулы, записок больше не было, что подтвердило мое предположение о студенте, который уехал домой на каникулы. Я начала успокаиваться, убеждая себя, что поступила правильно, не рассказав об этом никому и не подняв шума. До вчерашнего дня.

— А вчера вы получили записку с предложением сходить по-большому?

— Да.

У инспектора Тайт округлились глаза. Джейн продиктовала содержание записки.

— В котором часу вы забрали свою почту? — спросил Мерримен.

— Я вернулась домой около шести вечера. Не помню, говорила ли я вам, что эту записку я обнаружила у себя дома, а не, в университете.

— Вот оно что! По какому адресу вы живете?

— 582, Мэйн-стрит, возле площади Колумба.

— Это за пределами университетского городка. Вам нужно подать две жалобы в полицейский участок на Маркет-стрит: одну — по поводу нападения, а вторую — по поводу этой анонимной записки. А так как две другие вы получили в университете, я все же запишу все необходимые сведения.

— Листок бумаги был все из той же общей тетради с пружинкой, и почерк тот же. Сначала я его не заметила: он затерялся между квитанциями. Если бы я обнаружила его сразу, то, наверное, побоялась бы идти домой. Мне было ужасно страшно: казалось даже, что кто-то спрятался в ванной. Вам не передать, как я дрожала от страха, когда вошла туда и отдернула занавеску. Даже взяла с собой кухонный нож.

Джейн улыбнулась. Но это было не смешно. Она проверила все, даже заглянула под кровать, и сердце у нее при этом так сильно билось, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Она обо всем рассказала Лине, как только та вернулась с работы. Лина не считала, что это была первоапрельская шутка. Переночевав у Джейн, она проводила ее утром в полицейский участок.

— Лина — это кто?