— Обещаю, обещаю, моя хорошая, я передам, но не случится этого, правда, ты устала очень, на тебе лица нет, как в прошлый раз. Иди поспи, родная… хочешь отнесу тебя, если идти не можешь? Хэла… прошу тебя, Хэла… пойдём?

— Я сама, — мотнула она головой. — Не надо… не надо, Тёрк.

Она с силой втянула в себя воздух успокаиваясь. Разум стал словно ледяным. Она встала и мужчина не стал её держать, он лишь кивнул ей вслед, и она почувствовала его тоску… по ней? Неужели? Нет… нет…

В коридоре женщина наткнулась на Элгора.

— Хэла, — он был странным, внутри словно рвалось на части — с одной стороны желание поблагодарить её, а с другой гордость и юношеская надменность. — Ты Роара спасла, так Зеур сказал. Я…

— Отпусти меня, достопочтенный бронар, — она сама чувствовала, как начала леденеть изнутри.

— В смысле?

— Мне нужно куда-то отсюда уйти, очень нужно… иначе я всё тут испорчу, понимаешь? Слишком много внутри тьмы сейчас… прошу тебя, дай мне уйти.

Бронар нахмурился.

— Зеур сказал, что ты можешь захотеть уйти… иди, — кивнул юноша. — Я не смогу отблагодарить тебя. Я буду должен тебе, ведьма.

— Не надо, я не возьму с тебя этот долг, я ценю твоего брата и спасла его, потому что хотела, чтобы он жил.

Элгор повёл головой неуверенно, но согласно. Прошёл дальше, а Хэла с трудом, никем не замеченная с случившейся суете, поднялась наверх, зашла в комнату с порталом и войдя в него просто закрыла глаза, подумав о том, что ей нужно туда куда её зовут тени.

Портал дёрнулся, Хэла исчезла и пришедший привратник в недоумении уставился в пустоту — порталы не работают без участия проводника или трифа, ключа портала, что были только у Горанов.

Глава 23

В детстве, когда мама и папа ругались, Милена всегда чувствовала себя виноватой, так словно они ругались из-за неё или на неё, а не между собой на совершенно не касающиеся Милену темы. И дело до их склок было только ей — ни Колька, ни Маринка вообще не обращали на это внимания.

Часто, после ссор, мама могла просто собраться и уйти в неизвестном направлении и не возвращаться несколько дней. И такое поведение было привычным и обыденным, Милена даже считала, что в других семьях так же. Но потом узнала, что нет. В других мамы так себя не ведут… Что до папы — он просто ждал.

Он делал всё, что мог, для троих своих детей, и ждал, когда его жена вернётся обратно.

Колька всегда злился на маму за эти её вспышки, а папу порой даже открыто презирал за малодушие. Марина всегда была на стороне мамы, она и, став более менее взрослой, настолько ярко переняла мамину манеру поведения, что Колька, когда ушёл из дома, прямо так и сказал: “ладно с одной стервой жить, но с двумя — ни за что!” Папа тогда сильно ругал Николая, но уже после того, как брат, с силой закрыв дверь, вышел вон.

Вернулся в дом старший брат Милены только, когда папа умер, и то чтобы забрать папин проигрыватель для виниловых пластинок, и сами пластинки, чтобы “стервозины не разбили или не выкинули на помойку, как все папины вещи”.

Что до самой Милы, то она обожала папу и просто хотела, чтобы он был счастлив. Поэтому, когда мама уходила, очень хотела, чтобы она вернулась, несмотря на то, что мама Милену терпеть не могла.