Инцидент этот вскоре забылся, хотя ходоки не унимались, навещать продолжали, и теперь в основном Алену. Кто-то пустил слух, что она любовница дорогого Леонида Ильича и легко и непринужденно может решить любые народные вопросы, подсунув просьбу Самому в благоприятную минутку близости. Женщины приходили за справедливостью, отчаявшиеся вконец мужчины топтались у подъезда, и те и другие волокли с собой орущих детей, чтоб жальче выглядеть. Но вскоре волна схлынула, видимо, сарафанное радио донесло, что ошибка вышла, лучше стоять у подъезда другой Аллы Борисовны – Пугачевской, которая недавно тоже переехала на Горького.

Лифтеры вздохнули с облегчением.

Жизнь понемногу продолжалась – Алена с Робом в поездках, Катя в институте или с друзьями, Лидка с младшей Лиской, собакой и нянькой Нюркой за двумя дверными цепочками и толстой белой палкой по ночам. Лидка, конечно, после того случая за Нюркой прислеживала, но не сумку же у нее каждый вечер проверять, ей-богу, воспитание такого бы не позволило. Но консервы в кухонном шкафу точно не прибавлялись, а все равно ухитрялись таять как дым. Лидка страдала, но почему-то терпела и все ждала, когда все из этих бесконечных поездок соберутся дома, чтобы отвлечься от этого пустого дежурства, чтобы снова пыль столбом и дым коромыслом: в печи пироги, на пороге гости, лимонная крещенка по рюмкам, великие у рояля! А сам рояль, что характерно, превращался в такие славные моменты в накрытый стол, и ни у кого язык не поворачивался сказать, что это кощунство! Стелилась скатерочка, на скатерочку ставилась закусочка с водочкой, великие композиторы подходили – опа! – край скатерки откинут, крышку рояля откроют и давай свои шедевры играть, знай только рюмки подпрыгивают! Вот, гуляют люди, широко и со смыслом! А новые песни опробовать – где, как не в такой обстановке? А новые стихи прочитать, чтоб у друзей дыхание перехватило, чтоб снова налили по маленькой и чокнулись – за тебя, Роберт!

Новые друзья вливались в старую компанию, старые отпадали. Совсем исчез Мамед Муслимов, с которым раньше не разлей вода, затерялся, растворился, вывелся из сложившегося круга друзей, выветрился, превратился в призрака. Видели его теперь редко, все равно что зверька из Красной книги, любили, почитали, гордились, но почему-то жалели. Наблюдали за ним в основном по телевизору, радовались его успехам, вспоминали, каким был веселым и обаятельным, как умел дружить. В компаниях он почти не появлялся, был от друзей изолирован или самоизолировался, поди разбери. Хотя Лидка очень по нему скучала, вспоминая, каким жизнерадостным, светлым и общительным он был, когда впервые пришел к ним в дом лет пять назад. Ну что тут скажешь, меняются жены – меняется жизнь, вот и Мамедова поменялась кардинально. Был человек – и сплыл. Лидка видела его только по телевизору – лоснящегося, с напомаженными волосами и извиняющимся взглядом. В семье говорили о нем теперь в прошлом времени, словно его уже вообще нет, – какой прекрасный был, да как смеялся всегда, да какой обаятельный, а помнишь, как Павочку покойную любил да как Лиску на пианино учил играть… Ну да бог с ним. На нет и суда нет. Хотя однажды, уже после того, как он совсем пропал с горизонта, Крещенские по его поводу сильно переволновались.

Как-то так само собой произошло, что Мамед, когда еще не был москвичом и наезжал в столицу из своего родного Баку, постоянно останавливался в гостинице «Россия», окнами на Кремль и храм Василия Блаженного. Поселился было там пару раз – в башне на верхних этажах, в одном из больших люксов с чудесным видом, а чуть позже, как стал бешено известен по всей стране, этот шикарный люкс так за ним и закрепили. Кто – история умалчивает, но это неважно, факт оставался фактом. И вот однажды зимой Катя, обожавшая сидеть у себя в комнате на подоконнике и оборудовавшая там себе уютное тепленькое гнездышко из плоских подушек, чтоб не продувало, увидела в темноте странное свечение в башне гостиницы «Россия». А башню эту можно было спокойно разглядеть из окон квартиры Крещенских, никакие очки не надобились, все видно и так как на ладони. Целиком гостиница не проглядывалась, а башня, вот она, стоит! И горит, как показалось Кате! Она сразу позвала всех своих, и Лидка, увидев весь этот ужас, заохала и сбегала к себе за старинным инкрустированным театральным биноклем, который всегда находился у нее под рукой просто как удивительно красивая вещь. А тут и функционально пригодился! Алена принялась скорей звонить Мамеду, но его телефон натужно молчал, что пугало еще больше. Стали названивать друзьям, чтобы хотя бы понять, в Москве Мамед или нет, но точно никто ничего не знал. Был недавно, да, говорили одни, концерт будто бы давал, вспоминали другие, новую песню на студии неделю назад записывал, уверяли третьи. А в Москве ли именно сейчас, никто не знал. Только час спустя после того, как Крещенские, оцепенев, в ужасе выстроились у окна, понимая, что никак и никому помочь не могут, кто-то позвонил и сказал, что Мамед сейчас как раз в Баку, стопроцентно в Баку. Ну и слава богу, вздохнули все и пошли отпаивать Лидку валокордином, но она, конечно же, предпочла крещенку. Сильно тогда испугались.

На следующий день ни одна газета ни о чем таком не сообщила, что, в общем-то, было неудивительно, советских граждан старались о плохом не информировать. Но Роберт потом узнал, что пожар был серьезным, народу погибло много, не один десяток, срывались из окон, задыхались, горели, гибли…

– Какое счастье, что Мусика в Москве не было, люблю я его, – только и сказала Лидка, плача по другим, тем, кого видела тогда в огне…

Катино семнадцатилетие

Катя, пройдя экзамены и поступив в институт, почувствовала себя свободной – школа очень сковывала ее. На свое семнадцатилетие устроила девичник – мальчишки из класса, по Катиным словам, были сплошь дураки. Какие-то надмирные и напыщенные или, наоборот, приземленные и совсем непригодные для разговоров. С ними в школе как-то не сложилось, поэтому и решила позвать девчонок, не всех, конечно, а близких. Первый раз, можно сказать, устроила такое, ведь родилась в середине лета, когда одноклассники обычно в разъездах, на дачах и на морях, а тут вон как оно сложилось – школьные экзамены позади, вступительные в процессе, вот все до единого и в Москве. Впервые!

Лидка выступила с необычным предложением: а не пригласить ли на праздник Владимира Бока, мало того что большого друга, так еще и знаменитого гинеколога? Пусть расскажет курочкам, что да как. Почему не воспользоваться достоверной информацией от профессора женских наук? Тем более что врач был из своих, почти родной, поскольку уже «рожал» Лиску, доверие было безоговорочным. Легкий по характеру, с прекрасным чувством юмора, он уж точно быстро расположит к себе девочек, выведет их на правильные вопросы, ответы на которые им потом долго пришлось бы искать без такой помощи. Хохмач и балагур, он, чтобы снизить волнение своих клиенток, любой прием сопровождал шутками, а на вопрос, почему стал именно гинекологом, неизменно отвечал: «Где родился, там и пригодился». Алена с Робертом очень его любили, он излучал тепло, был невероятно обаятельным и добрым. А Лидка так просто была в него влюблена, чего уж тут скрывать, как, впрочем, и во всех новообретенных друзей, которые зачастили к ним на Горького. Ну хорошо, почти во всех.

Лидкина идея пригласить Бока на Катин день рождения понравилась всем без исключения. Главное, еще и очень полезно, подытожила Аллуся.

Девчонок Катя предупредила заранее, что, мол, на празднике будет их семейный друг, который по совместительству еще и известный гинеколог, и если кому что надо спросить, а спросить точно надо, то пожалуйста, не стесняйтесь, он свой на все сто процентов. Девчонки были совсем зеленые, неоперившиеся и уже вступающие во взрослую, практически неизведанную и таинственную половую жизнь. Поэтому не мешало им помочь хоть как-то пройти курс молодого бойца. В школе, помимо основных предметов, учили, конечно, всякому, и автомат Калашникова на скорость разбирать, и картинки специальным паяльником на дощечке выжигать, и запеканку делать, и первую помощь оказывать, а про отношения мужчины и женщины – ни гу-гу. Ни намека, ни полслова. Стеснялись. Ни в одном учебнике такое предусмотрено не было. Пускали жизнь на самотек. Анатомию человека заканчивали проходить еще в восьмом классе, так, в общем-то, особо и не начав. Был предусмотрен всего лишь один-единственный урок – под сдавленный смех одноклассников – про размножение нас, млекопитающих. И то очень в общих чертах и совсем не вдаваясь ни в какие подробности про строение мужских и женских секретных органов. Никаких специальных книг и брошюр, пусть даже полумедицинских, в открытой продаже не было, а уж про фильмы, пусть даже полунаучные, и говорить глупо. Тема перехода из девичьего состояния в женское нигде, кроме подворотни, не обсуждалась, а в официальной педагогике так и просто была закрыта. Вот и решили устроить ликбез на довольно высоком уровне в лице профессора медицинских наук Владимира Бока.

Для поддержки такого смелого эксперимента Алена пригласила и своих друзей. У девчонок пусть будет своя торжественная часть, у взрослых – своя, и для создания праздничного и легкого настроения девочкам на вечер была выделена отдельная бутылка вишневого ликера Cherry Herring, купленная специально для этого случая в магазине «Березка». Впервые, можно сказать, – до этого девочки у Крещенских пили исключительно лимонад.

Подруги на дне рождения Кати

За столом уселись впритык – только что оформившиеся, округлившиеся, чуть подправленные гэдээровской косметикой Катькины подруги, вырвавшиеся практически на днях из школы и ворвавшиеся во взрослую жизнь, и солидные самодостаточные мудрецы, о каждом из которых можно было уже давно писать по отдельной книге. Стол уравнил всех. Застучали вилками-ножами, зазвенели рюмками, тяжелые блюда пошли по рукам. Алена только зорко следила, чтобы девочкам ни в коем случае не наливали из других бутылок – только из выделенной и по чуть-чуть.

– Так, Толя, мне перед родителями отвечать! Не усугубляй! – приструнила она Принца, который, почувствовав рядом молодую кровь, раздухарился и принялся подливать молодежи, не видя краев. – Поэтому поручаю тебе при всех важное задание! Наливаешь девочкам по глоточку! Без добавок! Бутылку надо растянуть на весь вечер! Ко взрослым это не относится, наши возможности абсолютно безграничны! – сказала Алена, широко улыбнувшись, и показала на маленький барный столик, где красовалась батарея заграничного питья в бутылках темного тяжелого стекла.

Катино 17-летие. Перед лекцией профессора Бока – небольшая прогулка по улице Горького. Советская площадь с Юрием Долгоруким

Бок, как вечный и непревзойденный тамада, блистал остроумием, обаянием, артистизмом и всем, чем только можно было блистать, и девочки, хохоча до икоты, немного расслабились и оттаяли. Лидка внесла большое дымящееся блюдо с мясом, плюхнула на стол, уж очень оно было тяжелым, и предложила:

– Сейчас под ребрышки выпьем холодной водочки!

Бок заулыбался, встал и поднял рюмку: