15. Парк
Поселок умер. Поселок разлагался под палящим солнцем. Улицы колосились сорной травой. В покинутых домах хозяйничали пауки и крысы. Трупы сплавлялись по реке, образуя на севере дамбу из перекрученных костей и мышц. Мартовка стала красной от крови, но требовала еще.
В Пожарном пруду у полицейского участка плавал на животе мертвец. Надсадно трезвонил телефон в здании администрации. Поселковый совет, состоящий из девяти депутатов и одного председателя, висел на прутьях ограды, облепленный жужжащими насекомыми. Два члена комиссии по вопросам ЖКХ повесились в бане. Два члена комиссии по вопросам налогов, землепользования и бюджета перерезали вены в суши-баре. Мандатная комиссия в составе двух членов была распята на столбах перед рынком.
Из-под лопуха и вьюнка торчали конечности. Тела свалили грудой вокруг памятника Воину-освободителю. Голова участкового лейтенанта шипела и пузырилась, угодив в Вечный огонь.
Три тысячи человек были убиты, их трупы осквернены, а приспущенный флаг сельского поселения испачкан экскрементами.
Веретенников проснулся, хватая воздух перекошенным ртом.
Кошмар, уцепившись за горло пожилого учителя, проник в реальность.
Кто-то включил свет, пока он спал, и измазал лаком лампочки. Багровое сияние искажало мебель и геометрию комнаты. Веретенников заморгал слезящимися глазами. Ужас парализовал.
Мать летала над кроватью, зависла горизонтально в полуметре от Веретенникова. Их разделяла простыня. Лицо матери поросло длинными волосами. Во рту сновал алый собачий язык. Она пахла как Ромео, которого Веретенников закопал вечером возле плеса. А похоронят ли самого Веретенникова?
– Смотри, как мы умеем, – проворковала ведьма и хлопнула в ладоши.
Мир кувыркнулся. Разрушились стены, кровать ухнула куда-то вниз, и непреодолимая сила поставила учителя на ноги.
Он перенесся в парк, и, увы, это не было сном. Его действительно отбросило на восемьсот метров от постели. Ночной ветер трепал пижамные штаны. Асфальт холодил босые пятки. Веретенников впился пальцами в кожу на своем боку, тщетно пытаясь прогнать наваждение.
Деревья насмешливо шуршали кронами. В их тени стояли разомкнутым кольцом фигуры.
Лунный свет падал на кирпичную коробку у подножия холма. Из окуляра в центре фасада ухмылялась волосатая морда, и лапа торчала из щели под окошком, словно прося подаяние.
Веретенников перекрестился, как молнии застегнул.
«Меня сволокут в подвал, – подумал он, – и сделают со мной все, что пожелают».
Фонари, давно не работающие в этой части парка, загорелись багровым. Люди под деревьями как по команде сардонически засмеялись, зааплодировали, глумясь. Веретенников узнал большинство из них. Умершие ученики выкарабкались из могил, чтобы мстить за плохие оценки.
– Что вам нужно? – спросил педагог. – Почему именно я?
– Потому, что ты видел, – сказала Маша Кошелева, разбившаяся на автомобиле в десятом году.
– Видел… что?