Глава двадцать девятая

Дома я прошу маму сразу уложить меня в постель. Я не хочу есть. Пытаюсь заснуть, но в висках стучат вопросы: сначала из игры, потом те, которые начинаются со слова «почему».

Почему они мне не позвонили?

Почему не сказали, что завтракают в кафе?

Почему я не могу быть такой, как все?

Больше нет сил сдерживаться — и я рыдаю, уткнувшись в подушку. Ириска облизывает меня и тычется в руку холодным носом, но мне все равно.

Они нарочно меня бросили! Как они могли? Нарочно! Нарочно!

Мне хочется затопать ногами — и топать, и топать изо всех сил. И я злюсь еще сильнее, потому что я даже этого не могу! Не могу выпустить наружу злость, как все.

Пенни тихонько приоткрывает дверь и, увидев, что я не сплю, заходит и забирается ко мне под одеяло. От нее пахнет арбузным шампунем. Она пересчитывает пальцы сначала у меня на руках, потом у себя: «Один, два, тли, пять» — и начинает считать сначала. Она даже учит Душку считать и грозно повторяет: «Два, Дуська, два!» Мне становится немного легче.

— Пенни, вот ты где! — заглядывает папа. — Развлекаешь Мелоди?

— Ди-Ди холосая!

— Хорошая, самая лучшая, — соглашается папа. — Мелоди, дочка, ты как, ничего? — Он гладит меня по голове.

Я киваю. И показываю на его забинтованную руку.

— Да уж, болит. Конечно, это было глупо, стена же не виновата. Но мне полегчало.

Я снова киваю.

Папа вытаскивает Пенни из-под одеяла.