– Тебя не устраивает моё общество? – поднимается, чтобы остановиться напротив, напрягая удушающей силой, которой я неспособна сопротивляться.

– Не хочу вас утруждать своими проблемами, – ответ находится сразу, но его, кажется, он не устраивает. – Вы очень занятой человек, а поездка займёт полдня, которые вы можете потратить на нечто более важное.

– Будь готова к девяти.

– Но…

– Не обсуждается, – цедит сквозь зубы, сверкая гневным взглядом.

– Буду готова, – быстро соглашаюсь, забираю поднос и оставляю мужчин.

Рассказываю Тасе, что завтра отправимся в город, купим ей вещи и игрушку, а ещё любимый йогурт, сладкие шарики и печенье с клюквой. Носится, придумывая, какой ещё запрос озвучить, и наконец засыпает.

Но мне не спится, поэтому я выхожу на улицу и направляюсь к качелям. Удобно устроившись, укутываюсь в старенькую куртку и наблюдаю, как падает снег, накрывая землю белым одеялом. Спокойно, умиротворённо и тихо. Глубоко втянув морозный воздух, задерживаю дыхание на секунду, а затем выпускаю облако пара в пустоту.

Слышу за спиной шаги, которые сопровождаются хрустом снега и не оборачиваясь понимаю, что они принадлежат Островскому. Из тысяч лиц и звуков я непременно узнаю его даже с закрытыми глазами и в состоянии полной глухоты, потому что его появление сопровождается мурашками по коже и истерикой каждой клеточки тела. Это не страх в классическом его понимании, когда сила и преимущество над тобой человека заставляют пригнуться и уступить, а нечто иное – завораживающее, встряхивающее каждый раз, и даже, как бы парадоксально это не звучало, вызывающее восхищение.

За то время, что нахожусь здесь, заметила, как все до единого охранники опускают голову перед Островским, не решаясь открыто смотреть в глаза, и сам Аронов, находясь в роли хозяина и работодателя, всегда отступает перед решениями начальника службы безопасности. Но их отношения скрывают нечто иное – тонкое и неизвестное никому, понятное лишь двоим, связанным неким событием из прошлого. Я бы сказала, что Аронов подобен провинившемуся, который не понимает, как искупить вину.

Константин Сергеевич проходит мимо меня, не повернувшись, и исчезает в соседнем коттедже, где сразу включается свет, а сквозь не зашторенное окно чётко виден силуэт мужчины, стягивающего по плечам пальто, а следом пиджак. Не могу оторваться от представления, наблюдая за движениями Островского, но он, словно почувствовав мой интерес, подходит к окну и, опершись на подоконник, застывает в одной позе. Это не прямой взгляд на расстоянии метра без ощутимой преграды, но и он будоражит меня не меньше заставляя вздрогнуть и быстрым шагом пойти к дому. И лишь, когда дверь за моей спиной закрывается, с облегчением выдыхаю. Он живёт рядом, в нескольких шагах, но раньше я не видела его. Или же просто не обращала внимания? Не имеет значения, сколько метров между нами, я чувствую его ледяное дыхание даже сквозь толщину стен.

– Мам, а ты купишь мне куклу?

– Куплю.

– А пластилин, много цветов?

– Куплю.

– А машину?

– Зачем машина?

– Мам, ну ты чего? Для куклы!

И точно, как я не могу понять, что для куклы необходимо много дополнительных элементов. Улыбаюсь, радуясь вместе с Тасей, которая бесперебойно болтает, предвкушая поездку в город. Если в садике множество игр и развлечений, то здесь ей совсем нечем заняться.

Островский ждёт в машине, откинувшись на сиденье и постукивая по рулю. Открываю дверь и замечаю детское кресло, по-видимому, новое, недавно купленное. Неужели для меня так расстарался, что удивительно и совершенно не укладывается в голове. Пристёгиваю Тасю, которая болтает ногами и осматривается в машине. Обхожу автомобиль с другой стороны, чтобы сесть рядом с дочкой, но, открыв дверь, слышу властное: