В последнее время и Стивка не приходил на уроки, намекнув однажды, что теперь у него более серьезные дела: революция!

Я страдал от одиночества, однако, войдя в класс, я с радостью увидел за партой белобрысую голову Стивки Локоткова. Он тщательно переписывал в общую тетрадь решение всех пропущенных задач по алгебре, на мое восторженное приветствие лениво улыбнулся, и я не сразу решился приставать к нему с вопросами.

— У меня куча вопросов, — сказал наконец я, — нам нужно поговорить конспиративно.

— Конспиративно? — отозвался Стивка. — Почему?

— Мне нужно знать всю правду — и эту и ту.

— Какую «эту» и «ту»?

— Это мы говорили с Борей Петером… про разное.

— С Борькой? — как-то многозначительно и недружелюбно переспросил Стивка. — Ты все еще с ним водишься?

— А почему бы и нет?

— Петер — сын домовладельца. Это все-таки, знаешь, родимые пятна. А где он?

Но я удержался от ответа, что-то мешало мне поделиться со Стивкой предстоящей радостью встречи с поэтами. Я переживал мучительное состояние. Я не мог решить, хорошо ли я делаю, утаивая от Стивки то, что казалось мне таким важным и радостным? Справившись со своей алгеброй, Стивка вдруг, повернувшись ко мне, спросил:

— Слушай, хочешь пойти со мной на одно собрание?

— Какое собрание?

— Ну, об этом говорить пока нельзя. Но я тебе верю. Если хочешь, пойдем, там как раз разберешься, где правда.

— Стивка! — воскликнул я. — Это, наверно, конспирация!

— Дурак, зачем кричишь… Конспирация или операция — там видно будет.

— А где?

— Так тебе и сказали — где. — И Стивка рассмеялся. — В кафе Фанкони… Как хочешь, но, скажу тебе по правде, нам нужны такие, как ты: у тебя хороший почерк, ты рисуешь даже лучше меня… И вообще.

— Ой, Стивка…

— Что, ой, Стивка?