– Что правда, то правда! Но, тем не менее, я все же буду счастлив, если мне удастся спуститься хотя бы еще сотни на две метров. Несмотря на то, что шахты, как решето, изрыли земную оболочку, ни один человек пока глубже тысячи метров не спускался. Причиной тому не столько технические затруднения, которые приходится преодолевать при копании глубоких шахт, сколько температура. Насколько я знаю, на такой глубине нигде еще не замечена такая низкая температура, как в этом месте.

– «Такая низкая температура»! – вскрикнул Станислав. – Что же вы называете высокой температурой?

– Обыкновенно под землей температура растет гораздо быстрее, – ответил геолог. – В одной из самых глубоких английских шахт, глубина которой семьсот сорок пять метров, жара на дне достигает тридцати четырех с половиной градусов по Цельсию. В штате Невада существуют богатейшие копи золота и серебра. Несмотря на сказочные богатства, которые эти копи содержат, они разрабатываются очень мало, так как высокая температура делает их почти недоступными. В некоторых местах рудокопы работают там при сорока семи градусах по Цельсию, но более десяти минут никто не в состоянии там оставаться. Невзирая на все предосторожности, смертность там поразительная; нередки также случаи умопомешательства. Под Шперенбергом одну соляную копь с научной целью докопали до глубины тысяча триста семьдесят два метра, а затем пришлось остановить работу, так как жара дошла до сорока восьми градусов по Цельсию. Весьма сомнительно, чтобы удалось еще глубже раскопать эту копь.

– Простите великодушно, – сказал лорд Кэдоган, – я недавно читал в одной весьма интересной книжке, что какой-то профессор в 1863 году дошел до глубины тридцать пять миль под землей.

– Ничего подобного быть не могло! – с жаром возразил геолог – Если бы и существовал такой глубокий канал вглубь земли – что, конечно, совершенно невозможно, – то никто не выдержал бы жары, которая господствует на такой глубине.

– Но откуда же это стало известно? Вы же говорите, что никто на подобную глубину не проникал?

– Это доказывает непрерывный прирост тепла. Если бы температура поднималась на один градус не только через тридцать три метра, но даже через восемьдесят, то на глубине тридцати пяти миль температура бы достигла трех тысяч градусов – температура, совершенно незнакомая нам, так как физикам и химикам до сих пор удавалось получить лишь две тысячи градусов по Цельсию. В настоящее время электрические печи дают несколькими градусами больше, чего уже совершенно достаточно для расплавления всяких металлов, не исключая даже платины. Итак вы видите, что подвиг вашего профессора несколько сомнителен, потому что если бы он был даже весь из платины, то и тогда он расплавился бы на глубине двадцати миль.

– А так как мы не созданы ни из платины, ни из гранита, то нам придется скоро прекратить нашу очаровательную прогулку, – заметил лорд Кэдоган – Однако наше Девонширское графство в довольно жарком климате, как я вижу.

– Мы уже давно в силуре, – поправил его геолог. – А посему – вперед! Время не терпит.

Не успели они пройти нескольких десятков шагов, как узкий и низкий овраг из красного песчаника вдруг расширился в огромное пространство, заключенное в твердые, черные, блестящие стены. Температура здесь была значительно выше.

Тут Станислав стал уговаривать профессора вернуться, но слова его остались гласом вопиющего в пустыне. Геолог заявил, что он будет идти вперед до тех пор, пока у его хватит сил, пока белок в его крови не начнет свертываться; что он непременно должен добраться до кембрийских и даже архейских пластов. И с этими словами он двинулся дальше, а за ним волей-неволей поплелся и Станислав. Лорд Кэдоган вскрикнул «all right!» (ладно!) и догнал ученого.

– Нас, кажется, окружают антрацитовые стены, – сказал он.

– Конечно же! Мы находимся в богатейших залежах. Если бы они лежали несколько выше, их бы разрабатывали и они приносили бы миллионы; здесь же они имеют такое же значение, как песчаник или гранит.

Скоро цвет стен темной ямы начал понемногу меняться, и путешественники вступили в обширную пещеру, стены которой были сложены мергелем, доломитами и песчаниками. В стенах искрились кристаллы разных минералов, которые создавались здесь в течение многих веков. Наши путешественники ставили по дороге разные знаки для того, чтобы не заблудиться на обратном пути. Еще несколько десятков метров, и дорога начала круто спускаться. Профессор посмотрел на термометр и сделал какое-то вычисление.

– Тысяча четыреста метров! – вскрикнул он с торжеством. – До такой глубины никто еще не доходил! Вперед, вперед, пока есть возможность! Другого такого случая для научных наблюдений уже не представится.

– Профессор! – чуть не плача, проговорил Станислав, – умоляю вас, вернемся! У меня какое-то дурное предчувствие.

– Ну, полно, полно, мальчик мой! Это глупо, наконец!

– Я, право, боюсь, что мы в конце концов попадем в какие-нибудь расплавленные массы и утонем в них, как мухи в сметане.

– Ты говоришь глупости, вот и все! Слышал ведь, что для расплавления руды требуется две тысячи градусов тепла. Если бы даже через тридцать три метра прибывало по одному градусу, то и в таком случае твое опасение могло бы сбыться лишь на глубине девяти миль.

– А мы прошли всего четверть мили, – вставил лорд.