– Рыбы – царями? Но это невозможно! – воскликнул лорд Кэдоган.
– А между тем оно было именно так!
– Каким же тогда жалким должен был быть свет!
– Да, несомненно, но только с нашей нынешней точки зрения. Нельзя же, однако, все мерить на свой аршин. Я уверен, что если бы девонские обитатели морских глубин умели мыслить и оценивать как мы свое положение, ни одна рассудительная рыба не придумала бы для себя лучших условий жизни, чем пребывание в море. Она только пожелала бы, чтоб в этом прекрасном море погибли все ее враги, и чтобы всегда было вдоволь пищи. Лишь какая-нибудь незрелая рыба-мечтательница предалась бы глупым фантазиям о другой стихии, более легкой, чем вода, о воздухе, например. Умей рыбы рассуждать, он и в то время считали бы океан своей неотъемлемой собственностью и даже думали бы, что он создан для них. И они были бы последовательны, рассуждая таким образом. В самом деле, дожди падали лишь для того, чтобы растворить в воде воздух, необходимый им для жизни, даже солнце лишь для них одних освещало мрачные глубины…
– Да, доктор Гросс был прав, называя вас поэтом, – произнес с усмешкой лорд Кэдоган.
Профессор хотел ответить, но вдруг раздался глухой треск, какое-то шипение и испуганные крики Станислава.
– Что там такое? – встревожился лорд. – Верно, какое-нибудь несчастье!
– Ах, беда! Беда! – отчаянно кричал Станислав, подбегая с каким-то шипящим предметом, который он бережно нес в руках.
– Что случилось? Говори же, наконец! – нетерпеливо крикнул профессор.
– Вино льется! – жалобно ответил Станислав и показал бутылку, из которой широкой струей вытекала шипучая жидкость.
– Ты разбил ее, чурбан! Давай скорее, спасем хоть сколько-нибудь…
– Она сама лопнула! Мы ничего не сохраним при этой адской жаре…
Не успел он выговорить этих пророческих слов, как с громким треском лопнула и другая бутылка.
– Давай ее скорее! – крикнул англичанин, и с никогда не покидавшим его спокойствием, достал из своего сака небольшой дорожный стакан.
Шампанское подкрепило и оживило путешественников, и они вновь пошли дальше. Каждый из них проявлял чудеса храбрости. Они побеждали препятствия с неустрашимостью альпийских туристов и приостановились, лишь когда очутились над глубокой пропастью. Для того, чтобы добраться до ее дна, нужно было размотать веревки и найти надежную точку для их прикрепления. В то время как палеонтолог распоряжался работой, лорд курил сигару и насвистывал мелодию из какой-то оперы. Наконец он швырнул недокуренную сигару и начал украдкой отдуваться.
– Сколько здесь градусов тепла? – спросил он минуту спустя.
– Сорок, – ответил профессор. – Это значит, что мы в тысяче ста пятидесяти метрах под землей. Вы представить не можете, лорд, как это меня радует.
– Сорок градусов жары, и это вас радует! – плутовато заметил Станислав. – В жизни своей не слыхал, чтобы жара была поводом к радости.
– Ну ты там, помалкивай! – шикнул на него профессор. – Меня радует не жара, а глубина, до которой мы дошли! Я чувствую, что мы заберемся так глубоко, как не проникал не только ни один человек, но и даже ни один инструмент.
– Можно подумать, что тысяча сто пятьдесят метров – это так много, – заметил лорд. – Вот если бы мы добрались, профессор, до центра земли, тогда было бы чем похвастать, а ваши тысяча сто пятьдесят метров в сравнении с размерами земного шара то же, что укус комара в поверхность большой дыни.