Глава 4. Разговоры начистоту

Всё утро следующего дня Стикс был очень мрачный. Он полночи не мог уснуть, было почему-то очень жалко сестер. «Что они мне?» – думал он, но не мог найти ответа.

– Ничего не болит? – спросил Ахеронт.

– Ты зачем это сделал? – сказал Стикс. – Что тебе плохого сделали эти девочки?

– Сентиментальный ты стал. Прям, пафос сентиментальности! Откуда это в тебе? Ты же человек мысли!

– Человек? Ну, не знаю… – Стикс решил больше не обсуждать с приятелем тему девочек. – Слушай, где тебя хозяйка подобрала? Ты такой довольный убежал отсюда. Чего вернулся?

Ахеронт махнул рукой, мол, не стоит вспоминать. Но потом всё же сказал:

– Несколько недель я прятался в лесу. Как и ты, питался, чем придется. Оголодал, сил не стало терпеть. Пришел на какой-то двор. Там мне обрадовались как родному.

– Еще бы, – сказал Стикс. – Двадцати пудам свинины кто не обрадуется? Сами в дом пришли.

– Голод напрочь убил у меня инстинкт самосохранения. Обрадовался, что еды стали вдоволь давать. Всю не съедал. А потом слышу – они не знали, что я понимаю их речь – хотят заколоть меня к сочельнику. Тут я и аппетит потерял. Хозяин ветеринара вызвал. Тот болезней в моем организме не нашел, посоветовал витамины давать. В мои мозги он, понятно, не заглянул. Где-то в конце октября или в начале ноября (я потерял счет дням) слышу, решили меня заколоть до сочельника. Совсем худо стало мне. Лежу, не ем ничего. Вот-вот отдам концы. Те позвали специалиста по забою. Пришел мастер с тремя подмастерьями. Когда он уже засучил рукава, явилась Кольгрима и выкупила меня.

– Ждала, наверное, этого момента?

– Может быть.

– Неслабое испытание для нервов, – заметил Стикс. – У меня не так драматично было, но вот, видишь, вызвало пафос сентиментальности. А на твою чувствительность передряги не повлияли?

– Не знаю. Еще раз испытать их врагу не пожелаю. Всё сделаю, чтобы не повторились!

– Аппетит-то не вернулся?

– Нет. Страх его не пускает.