– Уроды! Козлы! – брызгая слюной, кричал он. – Ни на кого положиться нельзя!

Из чернеющего темнотой провала появилась голова Шмеля.

– Ну! – бросился к нему Леон.

– В овраге вышли два человека…

– А-ах! – со всего размаха, будто Шмель был виновником того, что схваченный накануне человек Рябого не только сумел уйти, воспользовавшись ходом, о котором знал узкий круг лиц, но и прихватить с собой Серого, Леон залепил носком туфли аккурат в переносицу несчастного.

Раздался щелчок. Голова Шмеля отлетела, с гулом ударившись о доски пола, и тут же исчезла. Внизу раздался звук упавшего на землю тела. Леон скривился от боли в пальцах и запрыгал на одной ноге.

Справедливо считая, что лучше сейчас держаться от босса подальше, Остряков стал пятиться к выходу.

Максим Леонидович долго не мог прийти в себя. Все это время Остряков скрывался на территории. Он прекрасно понимал, что во всем случившемся вина лежит только на нем. Слоняясь между деревьев за полосой препятствий, на которой занимались ничего не подозревающие воспитанники, он неожиданно вспомнил, что ночью специально проинструктированные люди должны были навестить квартиру Эдгарса. Инсценировка ограбления была необходима для того, чтобы узнать о реальных планах англичан в отношении «Рифа». Конечно, вероятность того, что Эдгарс будет хранить такую информацию дома, очень мала. Тем не менее Леон не исключал такой возможности. Он во что бы то ни стало хотел заранее знать, какими средствами располагает Эдгарс для претворения планов в жизнь. Как правило, в таких случаях иностранные спецслужбы, имея определенный бюджет, начинают бороться за каждый цент, ссылаясь на самые разные причины. Леон решил на этот раз срубить на всю катушку. Действовать же наугад бессмысленно. Можно переборщить, и тогда англичане либо откажутся от акции, либо перепоручат ее кому-то другому.

– Но почему ему до сих пор не доложили? – Иннокентий Васильевич схватился за то место на поясном ремне, где, по своему обыкновению, носил футляр с трубкой и ужаснулся. Сотовая связь здесь отсутствовала. Приезжая в лагерь, он, по своему обыкновению, сразу брал спутниковый телефон и не расставался с ним, нося в руке. Ложась спать, Иннокентий Васильевич оставил его на столе Леона.

Когда Остряков вошел в здание, то его поразила пронзительная тишина. Осторожно ступая, он подошел к двери кабинета и потянул за ручку. Максим Леонидович, сидя за столом, пил чай. Перед ним на подносе стояла пустая тарелка и вилка.

– Чего бегаешь? – проворчал шеф. – Телефон вот бросил, – он показал взглядом на лежащую рядом трубку.

Ночью Иннокентий Васильевич положил ее с краю, у письменного прибора. Значит, звонили, и ее взял Леон.

– Закрутился, – виновато пробормотал Остряков.

– Англичанина навестили ночью, – заговорил Леон. – Девка сработала ровно, оставила двери открытыми. Всю аппаратуру тут же наши кулибины в оборот взяли. Я же их предупредил, что на ночь остаются.

– И что? – чувствуя по настроению Леона, что он доволен результатами работы, спросил Остряков.

Вместо ответа босс отставил стакан в сторону и выпрямил четыре пальца:

– Представляешь?

– Четыре миллиона долларов? – прошептал Остряков.

– М-да, – брови Леона выгнулись дугой. – Ты, я вижу, согласился бы и на такую сумму. Хорош у меня заместитель… Сорок! И не баксов, а евро…

– Только ведь Серый…