– Что ты делаешь? – интересуется он, когда я расстегиваю уже вторую пуговицу на его рубашке.

Третью пуговицу. Четвертую.

– Думаю о другом.

– О чем?

– О тебе. – Последняя пуговица. Я спускаю рубашку по его плечам. У него на руках вырисовываются вены, которые обычно видно, только если напрячь мышцы.

– Насколько сильно ты сердишься? – спрашиваю я, и он издает короткий и неестественный смешок. В этой комнате горит теплый свет, однако царапины у него на лице из-за этого видны даже еще четче, чем несколько часов назад.

– Честно?

Я обвожу кончиком пальца края его татуировки. Глажу его, двигаясь по черной линии, которая начинается на плече, изгибается возле соска, а потом вновь поднимается к ключице. До сих пор я почти никогда не видела, чтобы Седрик был по-настоящему зол. А рисунки на его коже именно такие, злые.

– Всегда будь со мной честен. Пожалуйста.

– Я бы с удовольствием по чему-нибудь врезал.

Его ладони стиснуты в кулаки на бедрах. Я глажу его костяшки и впадинки между ними, поднимаю его руки к своим губам, целую поцарапанную кожу и точку, в которой бьется пульс.

– Может быть… – По какой-то причине мой голос дрожит у него на запястье. – Ты будешь делать руками что-то другое? – Я провожу языком по его сжатому кулаку, просовываю кончик языка в ладонь. Чувствую привкус соли и тут же снова облизываю его кожу. Седрик разжимает ладонь, кладет ее мне на щеку, а второй зарывается мне в волосы; куда менее нежно, чем обычно. Требовательней. У меня вырывается вздох, потому что именно этого я и хочу.

В нашем поцелуе нет места осторожности. Он голодный, жадный, необходимый. Я посасываю губы Седрика, а он играет со мной то зубами, то языком, отчего желание пронзает меня насквозь и сосредотачивается между ног. Усевшись ему на колени, я ощущаю его возбуждение и молча даю ему почувствовать мое. Он просовывает руку между нами. Гладит и трет меня через ткань пижамы, и я прижимаюсь к нему сильнее. К его пальцам, к его твердости, ко всему. Сегодня он не ласков, скорее почти груб, и каждое прикосновение ведет к тому, что мне моментально хочется большего.

Как можно так быстро возбудиться до такой степени? Как сильно можно так друг друга хотеть?

– Подожди. – Одно маленькое слово и то дается мне с трудом. На подгибающихся ногах я иду в ванную, где на полке лежит моя косметичка. Потом чуть не спотыкаюсь на обратном пути и бросаю Седрику коробочку с презервативами. А когда собираюсь снять футболку, в его взгляде что-то меняется.

– Нет? – спрашиваю я, растерявшись на мгновение.

Он откашливается.

– Да. – Пауза. – Но выключи свет, Билли, если не хочешь…

Черт, я чуть не разделась перед окном от пола до потолка в ярко освещенной комнате.

– Упс. – Это все, что приходит мне в голову при взгляде на улицу, где еще гуляют две дюжины человек, не меньше.