— А что, если я скажу вам, что провожу некоторый психологический эксперимент по наблюдению за рефлексами, повадками и поведением людей? Изучаю линии их поведения и возможные варианты поступков в тех или иных ситуациях? — Боже, грохни этого мужика сковородкой, только б не улыбался так заученно!
— Тогда я скажу, что вам явно мало здесь платят, раз время остается для всяких глупостей.
— Ну, почему же, глупостей. Моя работа здесь, как вы недавно выражались, нечто вроде шифровки. Или, если хотите, хобби.
Это ежедневные разъезды по районам — то — хобби? Это перетряхивание чужого белья — хобби?!
Кажется, что — то на моем лице заставило его смилостивиться и пояснить:
— На самом деле я практикующий психолог и мне действительно интересно, как в рабочей обстановке могут складываться те или иные ситуации.
— Если восьмичасовой день для вас — хобби, сколько же тогда уходит на основную работу? — надо сказать, Преображенский поразил меня в самое сердце.
— О, ну… — смех мужчины оказался неожиданно — приятным, с хорошо различимой хрипотцой. Он был смехом человека, который никогда и ничего не скрывает от людей. Вот только мне не верилось, что этот субъект полностью соответствует своему смеху. — На самом деле основная работа позволяет уделять хобби достаточное количество времени, они проистекают друг из друга. Таким образом, ведя наблюдения, скажем так, для души, я всегда могу черпать из них сведения по работе.
Вот как, значит. Подопытных кроликов из нас решил сделать и диссертацию об этом написать…чувствуя, как неприязнь к товарищу выходит на совершенно новый уровень, я вкрадчиво поинтересовалась:
— И что же вы можете сказать, глядя на меня?
— Что вы давно могли бы поставить ту же Ниночку на место, написав служебную записку, но по какой — то причине этого до сих пор не сделали. Видимо, мягкосердечность не позволяет вам поступать с людьми так, как они того заслуживают. Похвальное, конечно, качество, но в ситуации, когда каждый готов спихнуть на вас свои неудавшиеся дела, обращает вас на заведомо проигрышную позицию. Акулой вам на этом предприятии не стать.
И пусть говорил он это хорошо поставленным и лишенным всякого раздражения голосом, я успела это заметить. Искру, разгорающуюся в его взгляде. Видимо, господин Хотите — об — этом — поговорить был не настолько флегматичен, как хотел казаться. И будь я в тот момент гораздо спокойнее, я бы, наверное, распрощалась и ушла с гордо поднятой головой. Но меня его последний монолог взбесил настолько, что я не удержалась и ответила:
— Знаете, что, Александр Вячеславович? Вы, безусловно, имеете право заниматься своими хобби где хотите или когда хотите. Только не вздумайте в следующий раз свои техники отрабатывать на мне. Я не подписывалась работать ручной обезьянкой или любимой домашней кошкой, на которой можно оттачивать мастерство дрессировки. Захотите повысить уровень секретности, захотите объяснить, что именно из ДСП подписать — ваше право, но не смейте ставить на мне свои дурацкие эксперименты!
О, да, я наконец — то добилась нужного эффекта. И пусть ноздри Преображенского не вздымались подобно алым парусам, взгляд его выдавал хозяина с потрохами. Сейчас опять какую — нибудь психологическую чушь выдаст и отправит меня восвояси. Ничего не скажешь, хорошо отметила предобеденное время.
Суперменович пытался справиться с эмоциями, я это видела невооруженным глазом. Потом, видимо, понял бесполезность своего занятия и тихо выдал:
— Лей, у вас глаза светятся.
— У вас тоже, Александр Вячеславович.
— Я знаю… — он устало прикрыл лицо ладонью. — Я знаю.
Выходила я от него, все еще кипя от бешенства. Удивительным оказался тот факт, что четверка девочек — одуванчиков уже сидела на своих местах. Черт, кажется, заключительную часть моего проникновенного монолога слышал не только Преображенский… Черт. Кажется, я пропустила обед! По крайней мере, беглый взгляд на часы подсказал, что времени у меня остается только на то, чтобы добежать до рабочего места.
Ниночка на общем фоне выделялась особенно: вот уж кто не ожидал от тихони из IT-отдела таких слов, еще и начальнику кадров спущенных без зазрения совести. А я решила еще и советом Преображенского воспользоваться, пока настроение позволяло. Приблизившись к столу нарушительницы работы отдела, я с нажимом произнесла: