— Откуда мне знать? Мари похищена ими. Это — бесспорный факт.

— Ты звонил в полицию?

— Бог с тобой, конечно же нет! Нечего впутывать в это полицию! Это касается только нас! Только меня! Неужели это тебе не понятно?.. Скажи, ты выяснил что-то? Это ведь единственное приходящее мне на ум объяснение, почему ты так странно воспринимаешь все, что я говорю.

— Пойми, я не могу по-другому. Во время наших лечебных сеансов на протяжении всех тех месяцев, что мы общались с тобой, мы никогда не говорили друг другу ничего, кроме правды, потому что помочь тебе могла только она.

— Мо, ради Бога! Речь-то сейчас идет о Мари, а не обо мне!

— Дэвид, пожалуйста, дай мне закончить. Если все эти типы лгут, — а они всегда лгали, — я это узнаю и разоблачу их: что-что, а уж это-то я сделаю обязательно! Однако сейчас я ограничусь тем, что поделюсь с тобою сведениями, которые мне только что удалось раздобыть. Вторая по значимости фигура в отделе Дальнего Востока и сам начальник службы безопасности Государственного департамента клятвенно заверили меня, что все, о чем они сообщили мне, — достоверные, документально подтвержденные факты, на основе которых и было дано официальное заключение относительно твоего душевного состояния.

— Достоверные, документально подтвержденные факты?..

— Совершенно верно. От начальника службы безопасности я узнал, будто бы чуть более недели назад, находясь в крайне возбужденном состоянии, что было зафиксировано в журнале регистрации телефонных звонков, ты обратился к ним с просьбой принять более эффективные меры твоей безопасности.

— Я?.. Звонил им?..

— Так, во всяком случае, он мне сказал. Согласно записи в журнале, ты заявил, что тебе угрожают. Говорил ты «бессвязно» — это слово взято из журнала — и требовал упорно тотчас же увеличить численность твоих телохранителей. Поскольку на твоем досье имеется гриф «особо секретно», о твоей просьбе доложили наверх, а там ответили: «Сделайте так, как он хочет. Успокойте его».

— Не могу в это поверить!

— Это только начало, Дэвид. Наберись терпения: я-то не прерывал тебя, когда ты рассказывал мне о своих злоключениях.

— Хорошо, Я слушаю тебя.

— Так-то вот лучше. Не растравляй зря свою душу. Постарайся сохранить выдержку, — дай себе соответствующую установку.

— Пожалуйста, продолжай!

— После того как дополнительная охрана прибыла на место, — опять же согласно журналу, — ты звонил еще дважды, жалуясь, что твои телохранители не исполняют своих обязанностей. Ты сетовал, что они, рассевшись в своих машинах перед твоим домом, распивают спиртные напитки, насмехаются над тобой, сопровождая тебя в университет, и лишь, — здесь я цитирую, — «пародируют то, что им положено делать». Эту фразу я выделил особо…

— «Пародируют то, что…»?..

— Погоди, Дэвид: я еще не до конца пересказал тебе содержание записей в журнале. Когда ты позвонил в последний раз, то потребовал категорично, чтобы всех телохранителей немедленно отозвали. И заявил при этом, что они — твои злейшие враги, вознамерившиеся убить тебя. В сущности, ты представил дело так, будто те, кто старался обеспечить твою безопасность, в действительности покушаются на твою жизнь.

— Я уверен, что кое-кто, воспользовавшись данным материалом, заявит вскоре, что записи в журнале убедительнейшим образом подтверждают правильность одного из этих дерьмовых психиатрических диагнозов, согласно которому испытываемое мною нервное напряжение является в действительности ярчайшим проявлением паранойи.

— Возможно, ты прав, — заметил Панов. — Записи в журнале вполне могут быть использованы против тебя.