Мандо продолжает вышагивать, бормоча ерунду, которую я не могу понять.

— После того, как он был найден в больнице, у меня не заняло много времени, чтобы выяснить, что он был тем, кто похитил тебя. Я разговаривал с начальником полиции и сказал ему, что хочу работать с тобой, чтобы увидеть, могла ли ты вместе со мной нарисовать рисунок твоего похитителя. Я не говорил ему о причастности моего отца. Я должен был защитить его, но я также хотел защитить тебя, — он вздыхает, проводя рукой по своему лицу несколько раз.

Я смотрю на него, не в состоянии понять слова, вырывающиеся из его рта.

Это все ерунда.

Ничто больше не имеет смысла.

— Я уже знал, что ты потеряла память, но должен был убедиться, помнишь ли ты что-нибудь, в чем может быть замешан мой отец. И я хотел держать тебя в безопасности от него.

— Ты же знаешь, что они сделали с твоей матерью, Бэб! Как ты мог предать ее?

— Ты предал ее.

— Я люблю ее, — он непреклонно кивает своему сыну.

Мой желудок скручивается.

Они сошли с ума. Оба.

Опустившись на колени, беру руку Трэвиса и сжимаю ее.

— Я должна вытащить нас отсюда, — шепчу я, ища что-то, чем можно разорвать его цепи, чтобы мы могли выбраться отсюда с Дедой, пока Деррик и Мандо заняты.

— Просто иди, Холли, — шепчет он.

Я медленно привстаю, когда Мандо перестает ходить и останавливается напротив двери. Его глаза распахиваются в явном шоке. Затем его лицо становится потерянным, и он вдруг падает на колени, дрожа и плача.

Я поворачиваюсь и пристально смотрю на дверь.