Беседа наша закончилась в официальном ключе. Я не жалела о своем поручении по поводу «Нахтигаля». Просто нужно было узнать, до какой степени поправел Шелест, будет ли вообще саботировать работу по расследованию преступлений ОУН и «Нахтигаля» против жителей Украины. Там ведь, кроме резни на территории Западной Украины, была еще резня и на территории Южной Украины. Другое дело, если Шелест приедет в Москву и скажет, что типа в охоте на евреев поучаствовали все жители Западной Украины, и что нецелесообразно признавать виновными все население Украины. На самом деле, мне нужны были любые действия Шелеста, в том числе и саботаж, чтобы предъявить ему обвинения и снять с должности.
Шелест после разговора с генсеком реально взбесился, черт его дернул за язык напомнить генсеку о евреях, так что небольшой бюстик Ленина, стоящий возле «вертушки» полетел в стену. Шелест знал, что ОУН только в сорок третьем году решил разойтись с рейхом, после того, как германцы так называемую Галицию включили в состав генерал-губернаторства «Польша» ,и не собирались оттуда исключать ни под каким соусом. Шелест понимал, что выполняя наказ генсека, лезет в большую бяку. Генсек указал на безусловную очевидность-большинство немецких офицеров просто не знали языка, чтобы допрашивать огромное количество жителей на достаточно большой территории, так что, евреев сдавали местные. Во время своей работы в комиссии по реабилитации Шелест сталкивался с подобной информацией, и в том числе информацией по священникам, украинской интеллигенции, которые достаточно активно работали с немецким оккупационным режимом. Сейчас же Шелест не понимал, что делать.
По делам военным все шло своим чередом, командующие флотами писали планы своих учений, Малиновский их редактировал. Маршалу я объяснила свое видение ситуации – поскольку я не собиралась вмешиваться во внутреннюю кухню учений, мне нужно было увидеть взаимодействие внутри армии, а в Камчатской операции полное взаимодействие родов войск и КГБ, то за все этапы подготовки маршал отвечал сам, зря что ли он был маршалом и министром обороны
До визита де Голля оставалось два дня. Косыгин вернулся с Целины, ему пришлось лично проверять строительство элеваторов. Я все же надеялась, что урожай смогут убрать весь. Чтобы Косыгин сильно не расслаблялся, я пригласила его на совещание по космической теме.
После избрания Брежнева Первым Секретарем, Леонид Ильич продолжал держать руку на пульсе космической программы. После смерти Королева его место занял Владимир Николаевич Челомей. Совет Главных Конструкторов продолжал работать, только теперь у каждого главного конструктора было свое направление. Валентин Петрович Глушко занимался своими жидкостными ракетными двигателями, Виталий Михайлович Иевлев, работавший в НИИ-1 Минавиапрома, также занимавшимися этими же двигателями, и разрабатывающий систему ядерных ракетных двигателей.
Что касается персоналий космической программы, мне повезло, я нашла архивную папочку Брежнева на даче в его библиотеке, там были заметки Брежнева по заинтересовавшим его вопросам. Мне повезло, что у Леонида Ильича был каллиграфический почерк, и можно было разобрать рукописный текст.
В общем, я пригласила на совещание Челомея, Сергея Хрущева (сын Никиты Сергеевича Хрущева, работал под руководством Челомея), Жореса Алферова(он работал в лаборатории физико-технического института им. Иоффе по темам германиевых проводников), Глушко, Иевлева, Дмитрия Федоровича Устинова (секретаря ЦК КПСС), Косыгина, Семичастного, Александрова, Келдыша, вызвала из Ленинграда директора НИИ Телерадиовещания товарища Козырина, ведущего конструктора по скафандрам Александра Ивановича Бойко.
Перед совещанием я попросила Семичастного немного мне подыграть, когда я буду рассказывать фантастику о полете американцев на Луну. Я его успокоила тем, что американцы точно никуда не полетели, просто эта байка мне нужна чтобы заставить академиков думать мозгами, а не пятой точкой.
Совещание проводилось в большой светлой комнате, в которой были установлены небольшие столы, доска – планшет, прозрачная переносная доска с мелом. На доске – планшете были прикреплены фотографии Луны, полученные с одной из автоматических станций некоторое время назад. Также были фото метеоритного дождя. К сожалению, пока в черно-белой гамме.
Я зашла последняя в кабинет, чтобы дать время Семичастному собрать подписки о неразглашении.
– Добрый день, товарищи! – Поздоровалась я с присутствующими.
– Добрый день, товарищ генеральный секретарь! – раздался нестройный гул голосов.
Косыгин и Устинов мне кивнули в знак приветствия.
– Поговорим сегодня о космосе, о связи, Марсе и Луне. – Посмотрела на присутствующих в помещении. Келдыш и Александров пожали плечами, это был их второй визит. Темы сообщений я им не дала, поэтому они были в недоумении, зачем их пригласили.
Сергей Хрущев смотрел подозрительно, ведь Брежнев стал в одночасье врагом его семьи, после отставки Хрущева.
Челомей и Глушко выражали нетерпение. По ходу дела они опять схлестнулись в очередном споре.
Алферов поглядывал на окружающих. Он впервые был на таком заседании без руководителя своей лаборатории и ему было непонятно, почему пригласили его одного.
Устинов и Косыгин сидели вместе и рисовали что-то в блокнотах, которые были разложены на столах для присутствующих.
– Итак, товарищи, давайте вспомним, с какого времени стало известно о космических полетах? – задала я вопрос аудитории.
– Ну, первый об этом заговорил товарищ Циолковский! – спокойно ответил Алферов.