Я поспешила наверх.

Вот бы Верка удивилась, что я так слаженно врать стала! Но для дела же старалась!

А перед Федотычем все равно чуток стыдно было.

В коридоре на втором этаже никого не оказалось. Я не спешила, медленно шла, да оглядывалась по сторонам. Чистенько, аккуратненько так кругом, дорожки красные лежат, вазончики в кадках зеленеют, тишь да благодать… И двери в комнаты пациентов плотно так прикрыты, даже одним глазком не заглянуть!

– Доча!

От внезапного шепота за спиной меня чуть кондратий не хватил!

Сзади, из-за дверей одной из комнат выглядывала сухопарая старушка.

– Вы меня?

– Тебя-тебя, доча, – радостно закивала та. – Покушать есть чего?

– Чего?

Их что здесь не кормят?!

Выглядела старушка действительно болезненно: синяки под глазами, заостренное лицо, кожа, словно пергаментная. Казалось, еще чуточку усилий и она лопнет. И глаза. Большие, голубые и очень голодные!

– А чего есть, то и давай. Я не прихотливая. Хоть краюшку хлеба.

Вот дела…

– Извините, я…

– Иванова! – громыхнуло справа. – Ты опять за свое?!

Медсестра выскочила, словно из ниоткуда, и сразу же перешла в наступление. Крупная блондинка среднего возраста, грубо схватила бабку под локоть.

– Сколько тебе говорить, чтобы не клянчила у посетителей?! – ее прямо перекосило от гнева. – Еще одна такая выходка и вылетишь отсюда пинком под зад. Поняла?

Старушка вжала голову в плечи:

– Поняла, дочка, поняла. Чего уж тут не понять…