— Ну, что ты дергаешься? — устало заговорил Семен. — Никто тебя больше ни пугать, ни есть не будет. Стой спокойно, а еще лучше выходи, а то брюхо простудишь…
Он довольно долго нес какую-то успокоительную чушь вперемешку с мысленными «посылами». Язык у него устал, головная боль набирала силу, а ничего путного не получалось. Некое подобие ментального контакта возникло уже в сумерках. Они, наконец, встретились взглядами, и в переутомленном мозгу Семена поплыли какие-то зрительно-эмоциональные образы, приправленные чем-то непонятным — наверное, данными слуха и обоняния. Степь — трава — еда; фигуры «своих» — пасущиеся мамонты; степь — трава — еда; фигурки людей с палками — страх, беда; движение по степи — страх, хочется есть; трава — еда, чувство безопасности — рядом кто-то очень «свой»; и снова фигурки людей, страх, движение и так далее…
Собственно говоря, мамонт не «передавал» ничего Семену, он как бы молча стенал, тоскуя от безысходности и горя. Собрав последние силы, Семен «перекинул» ему молчаливый вопрос о судьбе того «своего», который был с ним. И получил ответ, точнее, отклик в сознании мамонта — клубящиеся, переплетающиеся сгустки горя и ужаса. Сквозь них проступило знакомое — распадок, лежащий на боку мамонт, саблезубы…
— Та-ак! — Семен стиснул руками голову, боясь, что она расколется. — Вот этого-то я и боялся! Похоже, твою мамашу кошки и задрали. Сейчас отключусь прямо здесь…
Он огляделся по сторонам и обнаружил стоящих поблизости Мери и Эрека. Взявшись за руки, питекантропы с интересом наблюдали за Семеновыми мучениями. В мутящемся уже сознании возникла полубредовая мысль, что мамонты не должны бояться питекантропов…
— Может, вы договоритесь? — спросил Семен волосатую парочку и перешел на «язык» питекантропов, помогая себе жестами: — Он маленький. Он — боится. Ему плохо — он один. Надо — вместе, надо — не бояться.
Питекантропы переглянулись, обменялись несколькими «словами».
— Вместе — хорошо. Без страха — хорошо. Маленький — помочь, защитить, — сказала Мери Семену и шагнула к воде. Мамонт воспринял это спокойно.
— Давайте, ребята, — прошептал Семен, — а я пополз в вигвам. Иначе вам меня туда нести придется…
Добрался ли он до жилища, Семен вспомнить не мог, но утром обнаружил себя именно там. Было совсем не рано, и снаружи доносились голоса Ветки и Хью. По-видимому, женщина готовила завтрак и попутно проводила урок лоуринского языка для неандертальца. Сегодня они проходили названия и назначение мужских и женских половых органов. Семен заслушался…
И слушал, пока Ветка не заглянула в вигвам. Обнаружив, что ее мужчина не спит, она пригласила его «к столу». Семен встал, оделся и вылез наружу. Мамонта в воде не было.
— Ну, и где?… — поинтересовался он, притворно зевая и протирая глаза.
— Вон они, — ткнула пальцем Ветка и, хихикнув, добавила: —Травку едят.
Семен глянул в указанную сторону и действительно разглядел на склоне три коричневатых фигурки разных размеров.
— М-да-а, — протянул он, скребя нечесаный затылок всей пятерней. — И кто кого пасет? Или они пасутся вместе?
— А что такое «пасутся»?
— Да то же самое — «травку едят», — уклонился от объяснений Семен. — И давно он из реки вылез?
— Еще вчера — ее Мери за хобот вытянула.
— А почему «ее»?
— Потому что это мамонтиха — девочка. А когда за ней мама придет?