— Ваше отношение к собственному провалу, ваше, как вы сами его называете, чистосердечное признание. Оно настораживает.

— Не укладывается в рамки стереотипа?

— Да, если хотите.

— Чтобы понять это, нам с вами придется сместиться во времени в год эдак тридцатый, к началу моей работы.

— К началу вашей шпионской деятельности?

— Во всех странах, в вашей в том числе, есть ведомства разведки. Шпионскими их называют газетчики и романисты.

— Дело не только в названии.

— Вот именно. В тридцатом году я впервые перешел государственную границу, выполнил задание, без особых осложнений вернулся к себе.

— Вы были в нашей стране?

— Да. Работал какое-то время в Москве, это не сложно проверить, если архивы того времени сохранились. Работал под фамилией Быкова.

— Ваше задание?

— В то время у меня было одно задание — создание агентурной сети в промышленных центрах вашей страны.

— У вас не было провалов?

— Я вам уже обещал. Обо всем, что мною сделано, я составлю подробнейший отчет.

— Надеетесь на снисхождение?

— Да, тем более, что на мне нет крови.

— Вы хотите сказать, что не прибегали к террористическим актам?

— Разведчик не гарантирован от необходимости убивать. Однако убийство — слишком заметный след. Я не оставлял подобных следов.

— Два года войны. У вас такой опыт, а вас используют до сих пор как рядового агента. Вам не кажется странным такое положение?

— Согласен с вами. В то же время есть два фактора, объясняющие это парадоксальное явление.