Книги
Познание смыслов. Избранные беседы
Да. Миф о Сизифе использован, если я не ошибаюсь, Камю как некий парафраз нашего существования. Это очень глубокий, мне нравящийся, подход, только я бы сказал так: в этом закатывании камня на вершину, собственно говоря, уже изначально заложен бесконечно малый, математически бесконечно малый шанс, что этот камень может остаться на вершине. Иначе само закатывание его как бы бессмысленно, потому что сама идея этого закатывания изначально не была бы возможна, если бы не было вероятности, что он докатит его когда-нибудь и оставит там…
Собственно говоря, вся история наша есть не что иное, как один из циклов этого закатывания. Существует представление, которое разделяют многие традиционалисты, о том, что это одно из человечеств, которому предшествовали другие и у которых ничего не получилось, так же как может не получиться и у нашего. Каждое человечество и каждая история, циклическая история от Адама и до конца Света, есть акт Сизифова закатывания этого камня на вершину. И каждый из нас со своим «Я» и «не-Я», со своим, как пешка, переходом с чёрной на белую клетку, является игроком в этой колоссальной игре, где его оппонентом выступает Бытие с большой буквы, Бытие как объект, который притворяется живым, но в действительности является мёртвым.
Если продолжить эту аналогию, булыжник или валун, который Сизиф закатывает в его инертной и враждебной отчуждённости, это и есть Бытие, это парафраз Бытия. Сизиф закатывает Бытие на вершину, оно срывается вниз, – оно летит по законам энтропии, по законам принципа тяготения вниз. Это реализация всеобщего принципа инерции. Но он закатывает и закатывает, потому что в нём есть эта нестабильность, неверие в торжество «мудрости» А Бытие как булыжник, Бытие как камень, – это очень глубокое понимание сущего.
Вот несколько аспектов, позволяющих всерьёз настаивать на этой метафоре. Бытие представляет собой нечто хаотическое – валун аморфен, он представляет собой феномен досознательный, доязыковый, предшествующий воображению, нечто такое абсурдное, абстрактное и тяжкое, и к тому же это нечто внеположенное и враждебное. Образ валуна соответствует Бытию. Но здесь всё время блещет эта искра надежды. Представьте себе, что валуном становится общество, то есть эта огромная, враждебная и аморфная суть внезапно облекается структурированностью, приобретает способность использовать язык, отнимает у человека целый ряд элементов типа воображения, терминологии, рациональности и так далее, и валун тогда уже является не просто какой-то массой, а агрессивным и активным игроком.
Да. Они оставляли понимание, что вероятность есть, шанс есть, – но камень всё равно-то катился вниз. То, что Сизиф докатывает его почти до самой вершины, – это заложено в само описание мифа, но иначе бы и говорить было не о чем.
Конечно, в этом случае максимум успеха связан именно с линией пророков. Просто раз за разом это закатывание становится всё сложнее. Я бы сказал так: как в чудовищном сне или в какой-то фантастической жуткой истории, валун, который сначала был пассивным и даже как бы послушным, становится чем-то живым, агрессивным, играющим, вырывающимся из рук, навязывающим собственную контрволю, вступающим в убийственный, смертельный диалог с Сизифом.
И если мы говорим о современном обществе, – это современное общество говорит как будто бы человеческим языком, но если присмотреться и прислушаться, это язык валуна, это язык абсолютной инерции.
Мысль интересная, хотя я бы тут же исключил идею развития, потому что Абсолют «развиваться» не может, иначе он не Абсолют. Если он развивается, значит, у него есть некий дефицит внутреннего состояния, – тогда он не Абсолют.
Но я понял вашу идею. То есть некая духовная сущность, которая решает вопрос с валуном, пустив на это дело Сизифа, потому что там существует некий внутренний запрет на то, чтобы заниматься этим валуном непосредственно. Сизиф как бы «делегирован» в качестве человечества на такую задачу. Но тут мы вплотную подходим к тому, что такое «человеческий фактор».
Человеческий фактор – это действительно Сизиф, который противостоит валуну и который способен повторять эту ситуацию, потому что это аналог этой валунной «объектности», но только в неустойчивом, крайне кризисном варианте. Это композиция, в которой все эти элементы (пять возможностей) подвижно играют за счёт наличия в нём точки нетождества, которая является этаким шарниром…
Собственно говоря, человеческий фактор – это единственное слабое место в монолите Бытия, которое самодостаточно, которое представляет собой чистое отрицание Бога. Бытие есть отрицание Бога.
В Бытии есть разные возможности, которые с нашей точки зрения являются чудом, но для Бытия они чудом не являются, потому что они включены в парадигму бесконечных вариантов. Но само по себе Бытие мёртво, Бытие – это мёртвый валун. Хотя оно может казаться и живым: для очень многих людей Бытие – это чудесная весна, которая проявляется самыми разными сторонами, цветением, сезонностью и так далее. Но если мы посмотрим на это сверху глазами Духа, то это абсолютно мёртвый, инертный валун. Единственная точка, которая приписывает всему этому цветение, невероятный потенциал форм, эстетику, структурирование, – это вот этот человек, которому свыше дан язык, имена. И в этой системе языка заключён потенциал божественного воображения, потому что каждый термин, каждое слово, которым мы пользуемся, каждое значение, – это создано абсолютно с нуля, из ничего. Это мы пользуемся продуктом творения. Когда мы говорим «дерево», то мы не то что называем нечто, существующее вне нас, мы пользуемся термином, который создан был Всевышним, и это творение сразу нам дано в виде этого слова. А никакого дерева на самом деле нет, есть просто клякса, которая в наших глазах стала деревом.
…мы его не видим, да. Как не видим массу предметов, которых мы не знаем название, мы проходим мимо них не замечая: для нас это какая-то шероховатость такая. Поэтому, кстати говоря, в интересной работе «Заблуждения спиритов» Рене Генон, знаменитый традиционалист, говорит о межпланетных путешествиях (пишет в 30-е годы, между прочим), говорит, что напрасно рассчитывать на какие-то встречи с иными мирами и иными живыми существами, потому что, оказавшись на иных планетах, мы не найдём там ничего, кроме безжизненной пустыни, которая аналогична тому, что мы можем встретить у себя в Сахаре. Потому что всё, что там есть собственно реального и живого, оно не имеет для нас имён и поэтому мы этого не сможем заметить.