— Да. Я там тоже была. Мы тогда на барже катались. Вообще-то мне там быть не следовало. Не годилось девушкам таким заниматься. Купаться по ночам с парнями. Ох не следовало…

— Что же случилось?

— Да, по сути-то, ничего. Рыжий прыгнул в воду, угодил в водоворот, а папа твой прыгнул за ним и вытянул, правда чуть было сам не утоп. Пловец он тогда был отменный.

— Как же получилось, что они друг друга не любят?

— Тут, думаю, дело во мне.

— А что с тобой?

— Рыжий был моим ухажёром, ну а потом я встретила папу и за мной стал ухаживать он. Как раз тогда, на барже. Давно это было. Мы тогда были ещё совсем молодые.

— Так, значит, ему не понравилось, что тебе больше глянулся папа?

— Вроде того. Но меня из-за этого мучила совесть.

— Потому что с ним гулять не стала, да?

— Ой, боже упаси. Но он все уши мне прожужжал насчёт того, что я разбила ему сердце, дескать, это его ожесточило. Про то, что ему больше не нравятся женщины. Не желает, дескать, иметь теперь с ними дела. Я не к тому, что он голубой или что-то в этом роде…

— Голубой?

Мама вдруг осознала, что́ именно сорвалось у неё с языка — такое, чего ей не хотелось со мной обсуждать. По тем временам о подобных вещах почти даже не заикались, уже не говоря об открытом обсуждении. В кругу семьи или в приличном обществе — так и подавно.

— Ой, брось, милый! Я просто имела в виду, что он обозлился на весь женский род и прекратил иметь дело с достойными женщинами.

— А как насчёт недостойных?

Я понимал, что делаю, но старался представить это как можно более невинно.

— Ну, об этом не знаю. — Я заметил, что мама покраснела. — Теперь беги. Неси это папе, покамест еда не остыла, а простокваша не согрелась. Том простоквашу не любит, так что дай-ка наберу ей студёной воды.

Я вообще-то и так был в курсе, что Том не любит простоквашу. Непонятно, зачем мама вдруг решила мне об этом напомнить.

Мама с банкой пошла к колодцу. Я побежал следом, неся оба ведра с едой и питьём. Вот мама опустила ведро в колодец, потащила наверх.

Я спросил: