Насущные труды взяли верх над какими бы то ни было расследованиями, а следователь из папы был в общем-то никакой. Папа ведь был простым захолустным констеблем, который в основном доставлял повестки в суд и, если кто-нибудь помирал, вместе с мировым судьёй приезжал засвидетельствовать факт смерти. А если умирал кто-то из цветных, то папа приезжал один, без мирового судьи.

Словом, за неимением настоящих зацепок и убийство, и Человек-козёл со временем канули в прошлое.

Я снова занялся тем, что меня интересовало раньше. Охотой, рыбалкой, чтением — книги давала мне на время миссис Канертон, своего рода местная библиотекарша, хотя занимала она эту должность ни разу не официально. Официально-то в Марвел-Крике библиотека появилась только несколько лет спустя. А миссис Канертон была просто добродушная вдовушка, у которой дома имелась целая куча всяких книг — их она давала попользоваться всем желающим и записывала каждого в особый журнал, чтобы точно вернули. Даже пускала к себе домой, и можно было посидеть и почитать прямо там. Почти всегда под рукой у неё находились печенья или лимонад, а ещё миссис Канертон никогда не прочь была выслушать, когда ей хотели что-нибудь рассказать или на что-то пожаловаться.

Я, как прежде, читал детективные журналы в парикмахерской и беседовал с папой и Сесилем, хотя, как правило, слушать Сесиля мне нравилось гораздо больше. Он определённо любил потрепать языком, к тому же ему была приятна моя компания. Особенно же тепло относился он к Том, вечно одаривал её грошиком или леденцом, позволял забираться к себе на колени и втирал всякую несусветицу то про диких индейцев, то про подземных жителей, то про какие-то планеты с синей луной, на которых люди живут на деревьях, а обезьяны плавают на лодках.

Слушать папу было вовсе не так занимательно, потому что все его разговоры рано или поздно сводились к жизненным наставлениям и чтениям морали обо всём на свете. Я чувствовал, что всё это уже десять раз слышал и он мог бы не сотрясать воздух попусту. Лучше всего было делать вид, будто слушаешь его с интересом, пока папа не выпустит пар.

Хотя убийство меня уже больше не занимало, как-то раз в домашней беседе зашла речь о нём и о той встрече с Рыжим Вудро. Не припомню, в чем именно было дело, но папа вскользь упомянул его имя, вроде как забросил крючок с наживкой, а мама сказала, что надо бы ему быть к Рыжему помягче; папа на это ничего не ответил, но ему явно пришлось не по вкусу, что она вступается за мистера Вудро. А мама явно пожалела, что вообще что-то сказала.

Папа взялся трудиться по дому, а в парикмахерскую наведывался только время от времени. Ключ он оставил Сесилю, да и вообще всё больше на него полагался.

В тот день он велел нам с Том идти в поле и запрячь Салли Рыжую Спинку в плуг. Вскоре папа подошёл и сам, повёл борозду, а нам приказал идти следом, высматривать стебли сорной травы, которые недостаточно проворотились, выдирать их из почвы и топтать ногами, чтобы корешки высохли на солнце.

Где-то около часа сокрушался он обо всей этой истории с Рыжим Вудро, но потом постепенно бросил хандрить и даже начал что-то насвистывать. Когда настало время обеда, послал меня домой принести чего-нибудь подкрепиться, потому что думал пахать и дальше.

Дома мама сложила в ведро немного кукурузного хлеба и несколько кусков жареной курицы, наполнила банку пёстрой фасолью и закрутила крышку. Впихнула в ведро также пару тарелок и ложек и отправила меня к колодцу — вытянуть оттуда простоквашу. Когда я вернулся, разлила простоквашу по двум банкам, закрутила железки, надела резиновые крышки. Я же ни с того ни с сего вдруг выдал:

— Папа не любит Рыжего Вудро, правда?

— Ой, не знаю, — сказала мама. — Когда-то они были лучшими друзьями.

Меня как будто громом поразило.

— Лучшими друзьями? Не может быть, правда, мама?

— Правда-правда.

— Как-то не были они похожи на лучших друзей, когда встретились тогда в Перл-Крике.

— Папа мне рассказывал об этом разговоре. Думаю, Рыжий решил, что папа суёт нос в его дела.

— А он что, правда суёт?

— Да не то чтобы, — мама вытерла руки и поставила обе банки с простоквашей в другое ведро. — Однажды Рыжий чуть не утонул, а папа спас его от смерти.

— Об этом они тоже говорили, — сказал я. — Папа вспоминал, как вытащил его из водоворота.