Еще накануне вечером Дыбенко пригласили в Гельсингфорсский комитет РСДРП(б). Там, как всегда, людно. Все свои — члены комитета. Незнакомой была только одна удивительной красоты женщина; пепельно-русые вьющиеся волосы в каком-то естественном беспорядке обрамляли лицо. Казалось, она только что сошла с картины и случайно оказалась в этой прокуренной комнате. «Что за чудо? Откуда ты явилась?» — думал Дыбенко, не спуская глаз с незнакомки. Жемчужин перехватил его недоуменный взгляд, объяснил:
— Это товарищ Коллонтай Александра Михайловна, член Петроградского комитета.
Павел сел на свободный стул рядом с Коллонтай. «Кажется, я волнуюсь?»
— Вот вы какой, Дыбенко, — произнесла она и широко улыбнулась. — Таким я вас и представляла.
Жемчужин стал объяснять Павлу, для чего его вызвали. Завтра горячий день. Выступать против «займа свободы» в Гельсингфорсском Совете будут Александра Михайловна, Ильин-Женевский и другие. А Дыбенко и членам партийного комитета предлагалось возглавить флотскую демонстрацию и выступить на Сенатской площади.
Уходя, Павел глазами встретился с Александрой Михайловной. Та тепло улыбнулась… И надо же такому случиться! Влюбился… Пройдет время, и они, Дыбенко и Коллонтай, станут самыми близкими друг другу людьми — мужем и женой…
Намеченная демонстрация состоялась. Дыбенко выступил и сразу после этого направился на заседание Совета. Коллонтай уже заканчивала свою речь:
— Правительство хочет продолжать братоубийственную войну. Долой военный заем! Никто не должен голосовать за него!
«И я ведь сейчас говорил об этом же», — Павел смотрел на Коллонтай. Закончив выступление, она, элегантно поддерживая шлейф бархатного платья, мягко, с подчеркнутой грациозностью прошла в президиум и села рядом с Ильиным-Женевским.
Подождав, пока смолкнут редкие хлопки и такие же недружные выкрики «ура», председательствующий С. А. Гарин предоставил слово лидеру правых эсеров Котрохову. И по тому, с каким подъемом тот начал речь в поддержку «займа», восторгаясь «дальновидностью» Временного правительства, и по оживлению в зале Дыбенко понял: «Провалят нашу резолюцию»… Так и произошло: за нее было подано 127 голосов, против — 217.
Уезжая из Гельсингфорса, Александра Михайловна обещала в самое ближайшее время вернуться и побывать на кораблях.
— Надеюсь, моряки меня не прогонят? — спросила она Дыбенко.
— Будем с нетерпением ждать вас!..
Заседания Центробалта продолжались. 2 мая делегаты тайным голосованием избрали исполнительное бюро из девяти членов. Председателем Центробалта стал Павел Дыбенко.
На «Виоле» взвился флаг Центробалта: большое красное полотнище с двумя скрещенными якорями в центре и буквами по углам — ЦКБФ. На Балтийском флоте образовались две власти: «неофициальная» — Советы, судовые, береговые и местные комитеты во главе с Ценгробалтом, и власть официальная — командование флота, офицерский корпус и комиссар Временного правительства — проводники диктатуры буржуазии.
Официальная власть мешала работать центробал-товцам. Пришлось Дыбенко с делегатами поехать в Петроград к военному и морскому министру. Принял их Керенский в огромном кабинете в Адмиралтействе. Сесть не предложил. Молча рассматривал матросов, поглаживал рыжеватый бобрик и покачивал большой головой.
— Как там у вас? — спросил.
— Дела плохи, — ответил Дыбенко. — Медленно строятся батареи на Цереле, на островах Вульф, Нарген, Суропе, Макилото. — Назвал виновников. Доложил и о других серьезных упущениях. В заключение объяснил: — Центробалт для того избрали, чтобы помочь командованию скорее устранить недостатки, а поэтому необходимо объявить приказом, что ЦКБФ — учреждение законное и устав утвердить. — Павел вручил текст.
Керенский прочитал раз, другой и отложил в сторону:
— Пускай санкционирует морская секция при Петроградском Совете. — А Центробалт как флотскую организацию узаконил. Обещал в ближайшее время посетить Гельсингфорс.